В поисках Дильмуна - [104]

Дюгонь — похожее на тюленя большое животное, которое, как полагают, дало пищу легендам о морских девах, — ныне встречается в Персидском заливе чрезвычайно редко. Я уже рассказывал, как Тим потчевал нас мясом дюгоня, когда в 1958 г. мы впервые посетили Абу-Даби. С тех пор я за десять лет видел только один скелет, да слышал про рыбака, поймавшего сетью двух дюгоней. Четыре тысячи лет назад эти животные здесь, видимо, были так же многочисленны, как в Арктике тюлени, и служили основной пищей для жителей прибрежного селения.

Вторым сюрпризом был верблюд. Правда, не совсем неожиданным. В 1961 г. на третьем году раскопок на Умм ан-Наре наш отряд вернулся к большой гробнице, оставленной Могенсом Эрснесом в первом году, когда все усилия были сосредоточены на выявлении конструкции одного из курганов. Гробница оказалась почти точной копией того кургана, если не считать одно дополнение. Две упавшие плиты наружной кладки (судя по расположению, они первоначально стояли по бокам южного входа) были украшены барельефами животных. На одной плите изображен бык, притом с прямой спиной, а не индийский горбатый, какого мы увидели на керамике, на второй — орикс и верблюд. И вот теперь мы нашли еще верблюжьи кости.

Это интересно потому, что верблюд довольно поздно появляется в ряду домашних животных. В Двуречье и Сирии, в Палестине и Египте его не знали приблизительно до 1500 г. до н. э., когда арамейские захватчики из внутренних районов Аравии вторглись верхом на верблюдах в плодородные области на севере.

Подобно большинству общих выводов в археологии, и это утверждение нуждается в дополнительных доказательствах. Известна медная булавка из древнейших слоев Ура, соответствующих так называемой Убейдской культуре, украшенная совершенным, хотя и миниатюрным изображением опустившегося на колени верблюда. Дальше мы еще встретимся с Убейдской культурой, притом в контексте, который, возможно, подчеркнет значение упомянутой булавки.

Так или иначе, теперь очевидно, что обитатели селения на Умм ан-Наре держали верблюдов (и ели их мясо) за тысячу лет до того, как эти животные попали в цивилизованные области дальше на севере. Разумеется, это не доказывает, что верблюд был на Умм ан-Наре домашним животным. На рельефе не видно никаких намеков на сбрую, а кости — пока — не могут быть доказательством, идет ли речь о диких или домашних верблюдах. Но тот факт, что верблюд был хорошо известен в Омане в столь древние времена, позволяет предположить, что впервые его приручили именно в этой области.

Наша картина «умманнарской» культуры-оказалась теперь удивительно детализированной — более, чем «бар-барская» культура на Бахрейне, которую мы копали намного дольше. Вот вам иллюстрация разницы между шурфовкой и раскопками по площади. В Кала’ат аль-Бахрейне наши семь городов были нагромождены друг на друга. Мы приближались к выявлению практически полной исторической последовательности (чего у нас вовсе не было в Омане), но раскопанные площади были слишком малы, чтобы дать представление о жизни каждого из городов.

На Умм ан-Наре мы копали небольшое поселение с одним периодом обитания и принадлежащее ему кладбище. Даже интенсивные археологические изыскания в Северной Европе редко даруют такие удачные сочетания. Когда же даруют, то полное и детальное исследование приносит поразительные результаты. Численность населения, средняя продолжительность жизни, основные заболевания, размеры стад, питание, занятия — вот только некоторые данные, которые можно получить, полностью раскопав всю площадь. Наши раскопки селения на Умм ан-Наре не были полными, но мы довольно много узнали о его жителях. И чем ближе мы с ними знакомились, тем сильнее проявлялось одно несоответствие.

Перед нами было селение из двух десятков добротных каменных домов; в центре они стояли потеснее, на окраине попросторнее. Жили здесь трудолюбивые люди: мужчины весь день были заняты рыбной ловлей и охотой на дюгоней и газелей; женщины пряли, ткали, лепили горшки, нанизывали бусы; дети присматривали за овцами и, возможно, за верблюдами. Время от времени караван осликов или (опять-таки, возможно) верблюдов направлялся на материк, в пятидневный путь до Бурайми с грузом вяленой рыбы, а обратно привозил финики или хворост. Караваны проходили мимо кладбища с его круглыми гробницами, чья кладка непрестанно совершенствовалась, а площадь превзошла размеры самого селения. Видимо, покойники царствовали над живыми.

Согласованная во всех частностях, законченная картина. Однако она не вписывалась в облик известного нам Абу-Даби и уж никак не вязалась с нынешним Умм ан-Наром. На острове не было воды для селения. За много километров — никаких пастбищ для стад, которые мы предполагали. Приморские пески не могли прокормить такое количество дичи, на какое указывали находимые нами кости. Рыбаки и пастухи сегодняшнего Абу-Даби не строят каменных домов. На побережье обителью им служат барасти из пальмовых листьев. В оазисе Бурайми — дома из сырцового кирпича. Каменный дом — излишняя роскошь в стране, где в год выпадает от силы 50 миллиметров осадков.