В поисках Дильмуна - [103]
Во всяком случае, теперь у Омана начала вырисовываться доистория[54]. Мы располагали двумя четкими привязками: «культурой Умм ан-Нар» на побережье (около 2Б00 г. до н. э.) и хафитскими курганами в Бурайми (примерно на тысячу лет моложе). Однако можно ли основывать гипотезы на столь зыбкой почве? Названные пункты разделены дистанцией в полтораста километров; была ли между ними историческая связь? Может, селение на Умм ан-Наре служило совсем недолго колонистам с другой, иранской стороны Персидского залива: пожили здесь несколько десятков лет и удалились, не вступая в контакт с коренным населением внутренних областей. Если вообще в ту пору кто-то жил в этих областях.
«Круглое сооружение» внесло в этот вопрос ясность. В 1962 г. один из людей шейха Зайда возил к нему Кнуда Торвильдсена и Арне Торстейнссона. Оно располагалось в противоположном от курганов конце оазиса, между селением Хили и возвышающейся дальше на север первой грядой Маскатских гор, в окружении уже знакомых нам кустарниковых зарослей. С виду — нечто вроде маленького Стоунхенджа: неровное кольцо из больших каменных плит, причем только одна плита еще стояла на ребре, а все остальные лежали плашмя. Диаметр круга — около двадцати двух метров (у каменного кольца Стоунхенджа — тридцать семь метров), и составляющие его камни отличались внушительными размерами. Длина стоящего камня — сто восемьдесят сантиметров, высота — сто двадцать, а некоторые из упавших плит были еще больше. Первоначальная длина двух разбившихся на три части камней в противоположных концах Кольца Составляла без малого три метра; в центре у них было входное отверстие в виде округлого треугольника. Уже по этому признаку мы предположили, несмотря на различия в конструкции, что перед нами гробница такого же вида, как на Умм ан-Наре.
Это предположение подтвердилось в следующем году, когда Ене Оруп и Вагн Колструп провели предварительное исследование, одновременно раскапывая хафитские курганы — по одному в день. Поверхность низкого холмика, на котором лежали большие плиты, была усеяна черепками знакомой нам по гробницам Умм ан-Нара серой и красной посуды с черной росписью. А в 1964–1965 гг. Ерген Лунд раскопал все сооружение.
Серая посуда с росписью и врезными узорами из «круглого сооружения» в Бурайми (гробница умманнарского типа); правда, подвесной сосуд внизу слева — из красной глины. У этих сосудов есть четкие параллели на Умм ан-Наре и в Иране
Работы в Бурайми производились в «полсезона», что на практике редко означало больше месяца. Разбивка лагеря на Умм ан-Наре, свертывание его для переброски в Бурайми, окончательная упаковка и отправка ящиков с материалами — все это происходило на побережье, и сами раскопки на Умм ан-Наре всегда затягивались на более долгий срок, чем было предусмотрено. На Бурайми всякий раз оставалось слишком мало времени.
В эти годы характер наших работ на Умм ан-Наре изменился. Мы уже перестали копать гробницы, перешли на городище на низком гребне метрах в ста К востоку от некрополя. Больших надежд на это городище мы не возлагали. У нас даже не было уверенности, что оно относится к одному периоду с гробницами. К тому же местами проступала голая скала — стало быть, мощность пласта невелика. Начали копать на южном конце гребешка, где на поверхности просматривались очертания каменных стен постройки с одним помещением.
Конструкция нехитрой на первый взгляд постройки поразила нас своей добротностью. Защищенная почвой часть стен состояла из известняковых блоков на растворе; высота кладки здесь достигала метра. Далее мы обнаружили два дверных проема, причем из помещений за ними был ход еще и в другие комнаты. В общем до конца сезона нашему взору предстал большой каменный дом площадью около трехсот квадратных метров, с семью прямоугольными помещениями, шириной три и длиной до десяти метров. Нам пришлось пересмотреть свое представление о примитивных рыболовах предысторического Абу-Даби. Во всей столице княжества не нашлось бы столь роскошной постройки, исключая дворец шейха.
В последующие два года (те же годы, когда раскапывалось «круглое сооружение» в Бурайми) мы раскопали еще два участка городища на Умм ан-Наре — в центре и на северном краю. В обоих случаях нам встретились добротные просторные каменные дома. Естественно, они были наполнены мусором, и он позволил нам узнать побольше об этом неожиданно внушительном селении и его жителях.
Прежде всего мы установили, что именно они сооружали гробницы: в домах лежала та же расписная керамика, что и в курганах. Но когда траурное шествие направлялось на кладбище, родичи покойного уносили из дома самые красивые сосуды. Изящные изделия, которыми изобиловали захоронения, в жилищах попадались нам редко, здесь преобладала более грубая, толстостенная керамика, черепки широких сосудов с отогнутым верчиком, украшенных иногда нехитрой черной росписью, иногда волнистыми ребрами.
Найденное нами костяное пряслице говорило о знакомстве с прядением и ткачеством; две-три зернотерки свидетельствовали, что здесь получали муку из какого-то зерна. Однако множество грузил (продырявленных кусков местного известняка) и с полдюжины рыболовных крючков из меди позволяли заключить, что одним из главных занятий оставалось рыболовство. Это подтверждалось и большим количеством рыбьих костей наряду с костями разных животных. Когда этот материал был передан на исследование зоологам в Копенгагене (оно еще не совсем завершено), нас ожидали два сюрприза. Костей домашних животных — коз, баранов, коров — оказалось очень мало, значительно меньше, чем костей верблюдов и газелей. Подавляющее большинство материала, около восьмидесяти процентов, составляли кости дюгоня.
