В поисках чудесного - [30]

. Имя ему – легион.

"Смена "я", их постоянная и явная борьба за верховенство контролируется внешними влияниями. Тепло, солнечный свет, хорошая погода- немедленно вызывают целую группу "я"; холод, туман, дождь вызывают другую группу "я", иные ассоциации, иные чувства и действия. В человеке нет ничего, способного контролировать эту смену "я", – главным образом потому, что человек её не замечает или не осознаёт; он всегда живёт в последнем "я". Конечно, некоторые "я" бывают сильнее других. Но это не их сознательная сила; просто такими их создала сила случайностей или механических внешних стимулов. Воспитание, подражание, чтение, гипнотизирующее влияние религии, касты и традиций, очарование новых лозунгов – создают в личности человека очень сильные "я", которые господствуют над целыми группами других "я", более слабых. Их сила – это сила вращающихся "валов". И все "я", образующие человеческую личность, того же происхождения, что эти "валы": они – результаты внешних влияний; и те, и другие приводятся в движение и управляются внешними воздействиями ближайших моментов.

"Человек не имеет индивидуальности; у него нет единого большого Я. Человек расщеплен на множество мелких "я".

"И каждое отдельное малое "я" может называть себя именем целого, действовать во имя целого, соглашаться или не соглашаться, давать обещания, принимать решения, с которыми придется иметь дело другому "я" или всему целому. Этим объясняется, почему люди так часто принимают решения и так редко их выполняют. Человек решает, начиная с завтрашнего дня, рано вставать. Это решение принимает одна группа "я"; а подъём с постели есть дело другого "я", которое совершенно не согласно с таким решением, возможно, даже ничего о нём не знает. Утром человек, конечно, вновь будет спать, а вечером опять решит вставать рано. В некоторых случаях это имеет очень неприятные для человека последствия. Малое, случайное "я" может в какой-то момент; что-то пообещать уже не себе, а кому-то другому, просто из тщеславия или для развлечения. Затем это "я" исчезает; но человек, т.е. сочетание других "я", совершенно не ответственных за это обещание, вынужден расплачиваться за него в течение всей своей жизни. В том-то и трагедия человеческого существования, что каждое малое "я" имеет право подписывать чеки и векселя, а человек, т.е. целое, вынужден их оплачивать. Нередко вся жизнь человека и состоит в том, чтобы оплачивать векселя малых, случайных "я".

"Восточные учения приводят различные аллегорические картины, в которых изображают природу человека с этой точки зрения. Так, в одном учении человека сравнивают с домом, где находится толпа слуг, но нет ни хозяина, ни управляющего. Все слуги позабыли о своих обязанностях, никто не желает делать то, что ему следует; каждый старается занять место хозяина хотя бы на одно мгновение; в этом состоянии беспорядка дому угрожает серьёзная опасность. Единственная возможность спасения для более понятливых слуг заключается в том, чтобы собраться всем вместе и выбрать временного управляющего, т.е. заместителя управляющего. Этот заместитель управляющего сможет расставить слуг на их места и заставить каждого выполнять определённую работу: повара он отправит на кухню, кучера – на конюшню, садовника – в сад и т.д. Таким путём можно приготовить дом к приходу настоящего управляющего, который, в свою очередь, подготовит дом к прибытию хозяина.

"Сравнение человека с домом в ожидании прибытия хозяина часто встречается в восточных учениях, сохранивших следы древнего знания; оно же, как известно, появляется под разными именами во многих евангельских притчах.

"Но даже самое ясное понимание своих возможностей не приблизит человека к их реализации. Для того, чтобы реализовать их, он должен обладать очень сильным желанием освобождения, быть готовым ради этого освобождения всё принести в жертву, пойти на любой риск".

* * *

К этому же периоду, т.е. к началу петербургских лекций, относятся ещё две интересные беседы.

Однажды я показал Гурджиеву снимок "факира на гвоздях", который сделал в Варанаси.

Факир этот не был просто ловким фокусником, подобно тем, что я видел на Цейлоне; он, несомненно, был профессионалом. Мне сказали, что во дворе мечети Аурензеба, на берегу Ганга, находится факир, который лежит на ложе, утыканном железными гвоздями. Это звучало очень таинственно и даже устрашающе. Но когда я пришёл туда, там оказалось только ложе с гвоздями; мне сказали, что факир ушёл за коровой. Во второй раз я застал факира на месте. Он не лежал на своём ложе и, насколько я мог понять, ложился на него лишь тогда, когда приходили зрители; впрочем, за рупию он продемонстрировал мне своё искусство. Он действительно улёгся почти нагим на ложе, хотя ложе было усеяно длинными и довольно острыми гвоздями. Хотя он явно старался не производить быстрых движений, он всё же поворачивался на гвоздях, когда ложился на них спиной, боками и животом; было очевидно, что они не кололи и не царапали его. Я дважды сфотографировал факира; но объяснить себе этот феномен никак не мог. Факир не производил впечатления интеллигентного или религиозного человека; на его физиономии лежал отпечаток тупости, утомления и безразличия; в нём не замечалось ничего такого, что говорило бы о его стремлении к самопожертвованию или самоистязанию.