В поисках чудесного. Четвертый путь Георгия Гурджиева - [14]

«В подлинном искусстве нет ничего случайного. Это математика. В нём всё можно вычислить, всё можно знать заранее.

Художник знает и понимает, что ему нужно передать, и его работа не может произвести на одного человека одно впечатление, а на другого – другое, при условии, конечно, что оба они – люди одного уровня. Она с математической точностью производит одно и то же впечатление.

Одно и то же произведение искусства вызовет, однако, разные впечатления у людей разных уровней, и люди низшего уровня никогда не получат от него того, что получают люди высших уровней. Это – истинное, объективное искусство. Вообразите какой-нибудь научный труд, книгу по астрономии или химии. Невозможно, чтобы один человек понимал ее так, а другой – иначе.

Каждый человек, достаточно подготовленный и способный прочесть её, поймёт, что имеет в виду автор, – и поймёт именно так, как это выражено автором. Объективное произведение искусства подобно такой книге – но оно действует и на эмоциональную сторону человека, а не только на интеллект».

– А существуют ли в наше время такие произведения объективного искусства? – спросил я.

– Конечно, существуют, – ответил Гурджиев. – Таким произведением искусства является большой египетский сфинкс, равно как и некоторые известные нам творения архитектуры, некоторые статуи богов и многое другое. Есть фигуры божеств и мифологических существ, которые можно читать как книги, но только не умом, а эмоциями – при условии, что они достаточно развиты. Во время наших путешествий по Центральной Азии, в пустыне у подножия Гиндукуша, мы нашли странную фигуру, которую приняли за какого-то древнего бога или демона. Сперва она произвела на нас просто курьёзное впечатление. Однако через несколько дней мы почувствовали, что фигура содержит в себе многое, какую-то большую, полную и сложную систему космологии. И медленно, шаг за шагом, начали расшифровывать эту систему. Она была скрыта во всём – в туловище фигуры, в её руках, ногах, в голове, глазах, ушах – во всём. В статуе не было ничего случайного, ничего бессмысленного. И постепенно мы поняли цель тех людей, которые её воздвигли. Мы начали ощущать их мысли и чувства, некоторые из нас, казалось, видели их лица, слышали их голоса. Во всех явлениях мы схватывали смысл того, что они хотели передать через тысячелетия, и не только смысл, но и всё, что связывалось с чувствами и эмоциями. Это было подлинное искусство!

Меня очень заинтересовали слова Гурджиева об искусстве. Его принцип разделения искусства на субъективное и объективное говорил мне очень многое, хотя я не понимал ещё всего, что он вкладывал в эти слова. Я всегда ощущал в искусстве некоторые подразделения и градации, которые не мог ни определить, ни сформулировать и которые вообще никто не сформулировал. Тем не менее, я знал, что эти деления и градации существуют, и поэтому все разговоры об искусстве, не признававшие таких подразделений и градаций, казались мне пустыми и бесполезными, просто спорами о словах. В том, что сказал Гурджиев, в его указаниях на разные уровни, которых мы не различаем и не понимаем, я ощутил приближение к тем самым градациям, которые чувствовал, но не был в состоянии выразить.

В общем, меня удивило многое из того, что говорил Гурджиев. Были идеи, которых я не мог понять и которые казались мне фантастическими и необоснованными. Другие вещи, наоборот, странным образом совпадали с тем, что я сам уже давно понял. Более всего меня заинтересовала связанность всего того, что он говорил. Было очевидно, что его идеи не оторваны одна от другой, как это бывает со всеми научными и философскими идеями, а составляют единое целое, из которого я видел пока лишь отдельные части.

Я думал об этом в ночном поезде, когда ехал из Москвы в Петербург. Я спрашивал себя, действительно ли я нашёл то, что искал? Возможно ли, чтобы Гурджиев знал то, что нужно для перехода от слов и идей к делам, к «фактам»? Я не был ещё ни в чём уверен, ничего не мог с точностью сформулировать, но во мне появилась внутренняя убеждённость, что что-то для меня уже изменилось, что теперь всё пойдёт иначе.

Глава 2

Петербурге 1915 году. – Гурджиев в Петербурге. – Беседа о группах. – Упоминание об «эзотерической» работе. – «Тюрьма» и «побег из тюрьмы». – Что нужно для побега? – Кто и как может помочь? – Начало встреч в Петербурге. – Вопрос о перевоплощении и будущей жизни. – Как можно достичь бессмертия? – Борьба между «да» и «нет». – Кристаллизация на правильной и ложной основе. – Необходимость жертвы. – Беседы с Гурджиевым и наблюдения. – Продажа ковров и рассказы о коврах. – Что Гурджиев рассказал о себе. – Вопрос о древнем знании: почему оно скрыто? – Ответ Гурджиева. – Знание не скрыто. – Материальность знания и отказ человека от знания, которое ему даётся. – Вопрос о бессмертии. – «Четыре тела» человека. – Пример реторты, наполненной порошкообразными металлами. – Путь факира, путь монаха и путь йогина. – «Четвёртый путь». – Существуют ли культура и цивилизация?

В Петербурге лето прошло в обычной литературной работе. Я готовил свои книги для новых изданий, читал корректуры и т. п. Это было ужасное лето 1915 года, когда духовный климат стал постепенно ухудшаться, и я никак не мог освободиться от дурного самочувствия, несмотря на все свои усилия.