В поисках Беловодья - [17]
А за станицей так и осталось прозвание Бударинской. Да, не нашли… Не было, значит, счастья никому!
— Попытай ты, — сухо посоветовал монашек и впервые, кажется, за всю дорогу хриповатый смешок выкашлянул он из груди, — ты счастливый ведь!
— Нет, в нынешние времена счастье не помогает, — заметил Мелетий, не обратив внимания на насмешку, — а я только умен да смел… Смелые-то городами владеют! Из этой самой Бударинской Пугачев начал двигаться на Яицкий городок. Здесь он и титул императора принял, отсюда и киргизскому хану письма писал… Разве на счастье он его поймал? На хитрость! Тот помогал Пугачеву, а клялся губернатору… Пугачев толк в людях знал: надо запрашивать больше… Сколько ни уступить потом — все с прибылью… Где же тут счастье? Счастья тут нет!
— А что есть?
— Голова на плечах, весело пояснил Мелентий, — а более того и не надо ничего. Вот видишь, — продолжал он, взявшись за подол своего полукафтанья и потряхивая им, как делают женщины, показывая шелковую шумящую юбку, — что значит голова на плечах? — Кому нас узнать в этих хламидах? Идем — никто нас не трогает…
— Типун тебе на язык! — перебил его Алексей. — Гляди, не хвалися заранее… Дело-то еще не кончено!
Мрачность маленького человека не заражала его приятеля.
— Не велики птицы станичные начальники, откупимся! Нет, Алексей, теперь бояться нечего: в любой избе укроют…
— Посмотрим! — не смягчаясь нисколько, остановил его Алексей. — Что зря болтать?!
Он продолжал идти вперед как вожатый и, видимо, хотел руководить шедшим вслед за ним не только в дороге, но и в житейских делах. Тот подчинился и в самом далее более о том не говорил.
Так шли они несколько времени молча.
Вечер и тишина покрывали поля. Солнце упало в темносерые облака над синей полоскою леса; тонкой каймою он бежал по берегу Урала. Едва лишь скользнули длинные тени до черным полям, заверещали кузнечики. Стоном стал в степи неумолчный свист. Шорох шагов не слышался далее придорожных столбов. В сумерках, издали глядя на путников, можно их было принять разве за черные призраки, только вставшие из могил; кладбище, кстати, только что они миновали, приближаясь к станице.
У околицы друзья остановились и сошлись, совещаясь. На этот раз говорил однако Алексей; спутник же его лишь слушал, кивая головой.
— По-моему, сейчас же, сейчас же, — настаивал тот, — надо объявляться. Нечего тянуть время, да и пешком идти надоело… Пусть везут отсюда хоть с колокольцами… Вся станица, почитай, староверы. Хоть в первую избу пойдем…
— Пойдем. А там ход вещей покажет!
Уродливый монашек снова выдвинулся вперед, входя в станичную улицу и принимая на себя бешеную атаку деревенских дворняг. Отбившись от приступа дубовым своим посохом, он свернул к первой избе и и стучал в окно.
На стук вышел бородатый казак. Он посмотрел на гостей неприветливо, должно быть, ожидая просьб о подаянии.
Алексей, всюду являвшийся проводником своему товарищу, выступил вперед и поклонился.
— Не знаешь ли, добрый человек, — строго и не без сознания своего собственного достоинства спросил он, — где бы могли мы переночевать у хороших людей, сироты или вдовицы, чтобы могла принять от нас за ночлег?
Гости такого рода встречались на почтовом тракте нередко. Не многие из них все же заговаривали о плати. Казак, не отвечая, попробовал дознаться о самих прохожих.
— А вы кто? Откуда?
— Из большого далека, люди прохожие!
— Монахи?
— Монашеское одеяние и послушники носят.
— Куда идете?
— Да только до тех мест, куда посланы.
Осторожный монашек понравился хозяину. Он почувствовал в нем гонимого и спросил о главном:
— Како веруете?
На этот раз гость ответил с истовостью верного хранителя старой веры:
— Как деды и прадеды, держимся древлего благочестия и иной веры не знаем.
Он окрестил себя высоким и строгим крестом двуперстного сложения; хозяин стал приветливее.
— Зайдите хоть к нам, — сказал он, растворяя калитку, — понравится — и заночевать можете.
Он оглянулся, поджидая, пока войдут во двор гости, чтобы за ними запереть. Тогда-то он и увидел сцену, крайне его удивившую. Ведший с ним переговоры острословый монашек низко поклонился своему спутнику, приглашая его войти. Когда тот величественным кивком изъявил согласие монашек метнулся вперед, с почтительным проворством, широко распахнул перед ним дверь и держал ее так, поклонно нагнув голову до тех пор, пока тот не миновал калитки.
Казак чуть не разинул рта. Монашек же, как ни в чем не бывало, забежал вперед своего спутника и таким же порядком держал перед ним дверь в сенях, потом в избе. Входя, тот благословил с порога все окружающее, а потом, крестясь и благословляя, вошел в просторную горницу.
Хозяин забыл об открытой калитке. Он настиг монашка и схватил его за плечо.
— Стой, — прошептал он, — стой, говори: кто это? Кого это ты так чтишь? Почему?
Вошедший, не слыша, что делалось сзади него, погрузился в молитву перед темными ликами святых. Божница занимала весь передний угол и стеклянными крыльями прихватывала стены с обеих сторон до окон; она укрыла загадочного гостя. Только силуэт его пал тенью на зеленое серебро риз.
Тогда монашек поднялся на цыпочки до хозяйского уха и прошептал:
«Угрюм-река» – та вещь, ради которой я родился", – говорил В.Я.Шишков. Это первое историческое полотно жизни дореволюционной Сибири, роман о трех поколениях русских купцов. В центре – история Прохора Громова, талантливого, энергичного сибирского предпринимателя, мечтавшего завоевать огромный край. Он стоит перед выбором: честь, любовь, долг или признание, богатство, золото.
Сборник составили произведения, которые не издавались в течение долгих десятилетий и стали библиографической редкостью, однако в свое время они не только вызвали широкий общественный интерес, но выход их в свет явился настоящей сенсацией для читающей публики. Роман Льва Гумилевского «Собачий переулок» посвящён теме «свободной любви», имевшей распространение в среде советской молодёжи в 1920-е годы. «Голод» С. Семенова — рассказ о жизни в голодающем Петрограде в годы Гражданской войны. «Шоколад» А. Тарасова-Родионова — произведение о «красном терроре» в годы Гражданской войны.
В сборник известного писателя В. Шишкова (1873–1945) вошли повести и рассказы, ярко рисующие самобытные нравы дореволюционной Сибири («Тайга», «Алые сугробы») и драматические эпизоды гражданской войны («Ватага», «Пейпус-озеро»).
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
КомпиляцияСодержание:ПЕЙПУС-ОЗЕРО (повесть)С КОТОМКОЙ (повесть)ВИХРЬ (пьеса)Рассказы:КРАЛЯЗУБОДЕРКАВ ПАРИКМАХЕРСКОЙАЛЫЕ СУГРОБЫОТЕЦ МАКАРИЙЧЕРТОЗНАЙРЕЖИМ ЭКОНОМИИТОРЖЕСТВОЧЕРНЫЙ ЧАСРЕДАКТОРДИВНОЕ МОРЕЖУРАВЛИ.
Пожалуй, сегодня роман-эпопея «Угрюм-река» читается как яркий, супердинамичный детектив на тему нашего прошлого. И заблуждается тот, кто думает, что если книга посвящена ушедшим временам, то она неинтересна. В ней присутствует и любовь жадная, беспощадная, и убийство на почве страсти, и колоритнейшие характеры героев… Это Россия на перепутье времен. Автор, Вячеслав Шишков, писал: «“Угрюм-река” – та вещь, ради которой я родился». Такое признание дорого стоит.
Представляемое читателю издание является третьим, завершающим, трудом образующих триптих произведений новой арабской литературы — «Извлечение чистого золота из краткого описания Парижа, или Драгоценный диван сведений о Париже» Рифа‘а Рафи‘ ат-Тахтави, «Шаг за шагом вслед за ал-Фарйаком» Ахмада Фариса аш-Шидйака, «Рассказ ‘Исы ибн Хишама, или Период времени» Мухаммада ал-Мувайлихи. Первое и третье из них ранее увидели свет в академической серии «Литературные памятники». Прозаик, поэт, лингвист, переводчик, журналист, издатель, один из зачинателей современного арабского романа Ахмад Фарис аш-Шидйак (ок.
Дочь графа, жена сенатора, племянница последнего польского короля Станислава Понятовского, Анна Потоцкая (1779–1867) самим своим происхождением была предназначена для роли, которую она так блистательно играла в польском и французском обществе. Красивая, яркая, умная, отважная, она страстно любила свою несчастную родину и, не теряя надежды на ее возрождение, до конца оставалась преданной Наполеону, с которым не только она эти надежды связывала. Свидетельница великих событий – она жила в Варшаве и Париже – графиня Потоцкая описала их с чисто женским вниманием к значимым, хоть и мелким деталям.
«Мартин Чезлвит» (англ. The Life and Adventures of Martin Chuzzlewit, часто просто Martin Chuzzlewit) — роман Чарльза Диккенса. Выходил отдельными выпусками в 1843—1844 годах. В книге отразились впечатления автора от поездки в США в 1842 году, во многом негативные. Роман посвящен знакомой Диккенса — миллионерше-благотворительнице Анджеле Бердетт-Куттс. На русский язык «Мартин Чезлвит» был переведен в 1844 году и опубликован в журнале «Отечественные записки». В обзоре русской литературы за 1844 год В. Г. Белинский отметил «необыкновенную зрелость таланта автора», назвав «Мартина Чезлвита» «едва ли не лучшим романом даровитого Диккенса» (В.
«Избранное» классика венгерской литературы Дежё Костолани (1885—1936) составляют произведения о жизни «маленьких людей», на судьбах которых сказался кризис венгерского общества межвоенного периода.
В сборник крупнейшего словацкого писателя-реалиста Иозефа Грегора-Тайовского вошли рассказы 1890–1918 годов о крестьянской жизни, бесправии народа и несправедливости общественного устройства.
В однотомник выдающегося венгерского прозаика Л. Надя (1883—1954) входят роман «Ученик», написанный во время войны и опубликованный в 1945 году, — произведение, пронизанное острой социальной критикой и в значительной мере автобиографическое, как и «Дневник из подвала», относящийся к периоду освобождения Венгрии от фашизма, а также лучшие новеллы.
Традиционный сборник остросюжетных повестей советских писателей рассказывает о торжестве добра, справедливости, мужества, о преданности своей Родине, о чести, благородстве, о том, что зло, предательство, корысть неминуемо наказуемы.
В сборник вошли остросюжетные приключенческие повести Валерия Мигицко, Владимира Рыбина, Ильи Рясного, Александра Плотникова, а также исторические исследования А. Шишова и Ю. Лубченкова, злободневная публицистика К. Раша.Все произведения рассчитаны на широкую аудиторию любого возраста.
Сборник приключенческих повестей и рассказов.СОДЕРЖАНИЕПОВЕСТИПетр Шамшур. ТрибунальцыВсеволод Привальский. Браунинг №…Игорь Болгарин, Виктор Смирнов. Обратной дороги нетАркадий Вайнер, Георгий Вайнер. Ощупью в полденьРАССКАЗЫЮрий Авдеенко. Явка недействительнаСевер Гансовский. Двадцать минутЛеонид Платов. МгновениеВладимир Понизовский. В ту ночь под Толедо.
