В поисках Алисы - [25]

Внизу сидели Поль и Виктор, какие-то притихшие и непохожие на себя. Обычное дело при встрече младшего поколения обоих семейств. Как будто столкнулись две команды — городских крыс и крыс-полевок.

— Не лезь, сами разберутся, — на ходу шепнула ей Клотильда, направляясь на кухню.

За ней по пятам следовала тетя Фига. Судя по увлеченности сигаретой и очередными байками, помощи от нее племянница вряд ли дождется. При появлении второй сестры она оживилась — свежая аудитория, — но тут Пьер позвал всех к столу. Молодежь усадили на одном конце, тетю Фигу — между мужчинами. Анри как существу практически бесполому досталось почетное место без собеседников. Алиса сидела напротив тетки и с удивлением смотрела на ее прическу, производившую странное впечатление. Густая пакля крашеных волос топорщилась на голове, словно ее хозяйка так и не избавилась от своей шапки. Правда, цвет сменился — был черный, стал голубой.

Пьер колдовал над подставкой, которая по идее должна была нагреваться и не давать остывать маслу в сковородке. Они с женой вели безмолвный, но весьма напряженный диалог, обмениваясь свирепыми взглядами, говорившими: видишь, опять не пашет; сколько раз просила купить новую; да подожди, сейчас заработает, просто давно не включали… Алиса прямо-таки ощущала, до чего измотана сестра, изнемогающая от любви к ним всем и не умеющая выразить эту любовь иначе, чем стремясь всех их накормить.

Тетя Фига, следуя давно заведенному ритуалу, пустилась в воспоминания об Оноре. Ее поколение привыкло оживлять мертвых, оставляя им место за столом, но никогда их не оплакивало.

— Получила предложение насчет его яхты, — объявила она, глядя на мальчиков.

Все знали, что Поль и Виктор спят и видят, как бы заполучить парусник себе. Тетя Фига не скрывала, что не торопится отдавать яхту своего ненаглядного Оноре сорванцам худшей из двух племянниц. Она нарочно тянула время, играя на то угасавшей, то оживавшей вновь надежде ребят, словно кот с умирающей мышью.

Алиса не забыла, какой шок произвели на нее похороны Оноре. Людей, собравшихся на них, объединила не скорбь, а какая-то особенная атмосфера. Уважая последнюю волю покойного, Фига предала его прах земле в еврейской части кладбища Пер-Лашез, среди своих. Оноре носил заимствованные имя и фамилию. Вся его семья сгинула в газовых камерах Освенцима, а он, так и не избавившийся от привычки вздрагивать от страха, видя сразу двоих людей в очках или две пары стоящих рядом сапог, выжил и превратился в зажиточного нормандского обывателя — яхта из тикового дерева, капитанская фуражка и партии в бридж. Фига воссоздала для него новую жизнь из ничего, заменила всех умерших и с талантом театральной актрисы одна играла все роли — мужчин, женщин, стариков и детей. Она любила этого человека, погруженного в вечный траур — без лиц и фотографий, без дат и могил. Вслух об этом никогда не говорилось, и потому в то ноябрьское утро десять лет назад все с таким изумлением слушали кадиш. Они оказались к этому не готовы. Вся семья знала, что Оноре — еврей, но до того дня никто не придавал этому значения. После похорон они стали смотреть на тетю Фигу другими глазами. Выяснилось, что у нее за плечами история, о которой они даже не подозревали. Им очень хотелось расспросить ее, узнать подробности еврейского прошлого Оноре, но никто так и не осмелился. Прошли годы, смелости в них не прибавилось, и дело предали забвению. «Ненаглядный Оноре» так и остался в их памяти любителем-яхтсменом с дубленой кожей и размокшей «Голуазиной» в углу рта. По выходным он брал курс к британским берегам, а тетя Фига, всегда неравнодушная к Англии, неизменно следовала за ним на пароме — с сигаретой «Данхилл» и в косынке, делавшей ее похожей на Грейс Келли. Детей они так и не завели, посвятив жизнь друг другу. Им было глубоко наплевать на весь остальной мир, в котором они плыли вдвоем, презрев бури, шторма и рифы.

— Алиса, вина хочешь? — Пьер наполнил ее бокал, не дожидаясь ответа.

Тетя Фига разливалась соловьем, не давая никому вставить ни словечка, Венсан откровенно скучал и, пожалуй, многовато пил. Ирис разглядывала своего кузена Поля тем же взглядом, каким только что изучала одной ей видимое существо в зеркале. У Клотильды все валилось из рук — верный признак того, что пора включать сигнал тревоги.

— У нас в Дьеппе та же проблема…

Несмотря на маленький рост, у тети Фиги был крупный рот, большие глаза и очень громкий голос. А еще — экстравагантная внешность, упорное нежелание поддаваться безжалостному времени и полное отсутствие провалов в памяти и колебаний. Она ко всему на свете относилась с изрядной долей презрения — единственная черта, роднившая ее с Анри. Вместо «пожалуйста» она говорила «прошу вас» и любую ситуацию умела повернуть в свою пользу. Даже свое кожное заболевание — Алиса никак не могла запомнить его название, что-то такое на «о», как город в Южной Америке, — превратила в достоинство: ни у кого нет, а у нее есть. Лицо и тело у нее постепенно покрывалось белыми пятнами неправильной формы, напоминающими окрас коровьей шкуры. Когда они сольются в одно, она побелеет вся целиком, но пока любой желающий мог разглядывать причудливые двухцветные картины, покрывшие ее руки. «Моя кожа — произведение искусства, — любила повторять она и, демонстрируя англофилию, добавляла: —