В погоне за тайной века - [75]

«Письмо Ваше от 13 мая, любезнейший Михайло Францевич, я имел удовольствие получить. После письма моего к Клокову я виделся с молодым Брандтом и узнал от него о выписке инструментов для Северной экспедиции. И об натуралисте я с ним говорил. Академия, я полагаю, нашла бы человека, и если уже пошлет, то, конечно, на своем иждивении, следственно, Брандту не в убыток. Брандт хотел обо всем писать в Архангельск, как и о мнении моем, что лучше бы отложить всю историю до будущего года. Магнитные стрелки, я согласно с Вами думаю, что полезнее было бы поручить Пахтусову».[303]

Летом 1832 года суда Северной экспедиции покинули Архангельск. С тревогой ждал Рейнеке следующей навигации. Вернется ли Пахтусов? Привезет ли он карту восточных берегов Новой Земли или возвратится с пустыми руками? Михаил Францевич втайне надеялся, что осенью либо зимой 1832 года придут вести от отряда Кротова. Но судя по отсутствию сообщений от сибирских властей, он в минувшее лето не достиг устья Енисея. Не пришло вестей и от Пахтусова. Неизвестность, окружавшая экспедицию, еще более усиливала тревогу за судьбу недавних сподвижников… Наступила осень 1833 года. Сковало льдом Северную Двину. Ни один из кораблей Северной экспедиции не вернулся в Архангельск. Неужели оба отряда безвестно погибли?.. И вдруг 2 декабря 1833 года, придя домой из Гидрографического депо, Рейнеке нашел записку от Литке:

«Вам, верно, приятно будет слышать, любезный Михайло Францевич, что Пахтусов благополучно воротился в Архангельск, обошел восточный берег южной половины Новой Земли. Клоков прислал мне копию с его рапорта, которого я, однако же, Вам и не дам, покуда Вы сами ко мне не приедете. Видно, Вас иначе к себе не заманишь. Только приходите, пожалуйста, до 9 часов (если поутру) потому, что в 9 меня уже нет».[304]

Рапорт Пахтусова был немногословен и не изобиловал описаниями ужасов. Беря пример со своего наставника, Петр Кузьмич скромно сообщал, что августовскими днями 1832 года он прошел в Карское море и остался на зимовку в губе Каменка, которую со всех сторон окружали льды.

Поздней осенью льды отступили от берегов, и море оказалось свободным. Но бот уже был вытащен на берег, построена жилая изба; приближалась зима, и продолжать плавание было безрассудно. Надо было ждать весны.

Полярная ночь прикрыла тяжелой темной шапкой избушку путешественников. К ним жаловали медведи, песцы, стараясь воспользоваться их запасами. Весной цинга унесла одного матроса.

Как только наступило светлое время года, Пахтусов сразу же приступил к исследованию южного берега Новой Земли. Буря застала его в нескольких десятках километров от зимовья. Три дня отважный исследователь лежал со своими товарищами под защитой скалы. Нечего было есть. Томила жажда. Петр Кузьмич набирал в кружку снег, согревал его на груди и добывал несколько драгоценных глотков воды. Путешественники победили в единоборстве со стихией, но, вернувшись в зимовье, тяжело заболели.

Между тем наступило лето. Распустились во всей красе полярные маки, заголубели незабудки. Губа Каменка очистилась ото льда. Пахтусов вышел в Карское море. Перед ним расстилались восточные берега Новой Земли, которые еще никогда не были положены на карту.

Почти месяц льды продержали Петра Кузьмича в заливе Литке. Впервые за все время путешествия он с тревогой подумал, что экспедиции придется во второй раз зазимовать на Новой Земле. Но он ни с кем не делился своими опасениями и поддерживал в своих товарищах веру в успешное завершение путешествия. Его тайные опасения, к счастью, не оправдались. Ветер отогнал льды от восточных берегов, и в конце августа 1833 года исследователь достиг пролива Маточкин Шар. Пахтусову хотелось идти дальше к северу, но у него почти вся команда была больна цингой. Он не мог подвергать доверившихся ему людей риску второй зимовки в Арктике, которая для многих была равносильна смерти.

Петр Кузьмич повернул в Баренцево море. Но на этом мытарства экспедиции не закончились. По пути на Большую землю мореплаватели попали в жестокий шторм. Судно пришло в негодность, и они были вынуждены выброситься на берег в устье Печоры.

Рейнеке и Литке были восхищены успехами Пахтусова и, убедившись, что Петр Кузьмич горит желанием снова вернуться на Север, добились от Гидрографического депо снаряжения новой экспедиции на казенный счет.

Летом 1834 года Пахтусов снова вернулся на Новую Землю. Он перезимовал на Маточкином Шаре и отправился на боте вдоль западных берегов острова, мечтая достигнуть мыса Желания и посмотреть, нет ли к северу от него других островов. Но его постигла неудача: у Горбовых островов судно раздавили льды. На помощь пришли поморы. Они доставили экспедицию в Маточкин Шар, где находилось второе судно экспедиции. Пахтусов не сдавался. Он снял с корабля шлюпку и на ней отправился в Карское море. Петр Кузьмич осмотрел восточное побережье Новой Земли на 150 километров к северу от Маточкина Шара и открыл острова, которые теперь носят его имя. Дальше на север его не пустили льды.

Осенью 1835 года Пахтусов вернулся в Архангельск и привез с собой карту части западных и восточных берегов Северного острова Новой Земли.