В погоне за «старым соболем» - [25]

Половину дома Конрад сдал в аренду. Это приносило небольшой, но устойчивый доход. Он уже разуверился в том, что когда-нибудь сможет вернуться в армию, если бы не встретил в Дюссельдорфе своего бывшего командира, полковника фон Больца. Штифке гостил у сестры, а полковник приехал в Дюссельдорф по делам своей супруги, вдовы известного миллионера Гирдорфа.

Обрадованный встречей, полковник обещал ему тогда помочь и оставил визитную карточку.

— Эльзхен, милая моя девочка,— стараясь быть ласковым с женой, произнес Конрад.— В ящике письменного стола возьмешь деньги. Пришлось продать золотые часы — подарок отца. Не волнуйся. Не получится в Берлине, я вернусь домой.

Конрад легонько оттолкнул жену и, подхватив портфель, направился к вагону.

Перед самым отправлением на перрон вылетел бежевый мерседес-бенц, и два рослых парня в полувоенной коричневой форме, перетянутые ремнями, помогли выбраться из машины толстяку с багровым лицом, по цвету напоминавшим хорошо прокопченный баварский окорок. Они внесли в купе громоздкий чемодан и баул.

— Счастливого пути, герр доктор,— рявкнул один из них, окинув Штифке нагловатым взглядом. Гулко протопав сапогами по вагону, они ушли.

— Мне предложили свободное купе, но я отказался,— поведал толстяк,— предпочитаю общество. Судя по вашему лицу, украшенному таким великолепным шрамом, вы чистокровный немец. С кем имею честь?

— Конрад Штифке! Бывший ротмистр уланского полка.

Толстяк наморщил лоб,

— Уланы неплохо поработали зимой девятнадцатого, разгоняя красную сволочь на улицах Берлина, и надолго отбили у них интерес к революции. Ротмистр, вы не из тех улан?

— Да, это моя дивизия вошла тогда в Берлин. Кавалеристы остались верны присяге.

— Похвально, ротмистр. Можете звать меня герр доктор, или просто Генрих. Я всегда на «ты» с теми, кто мне симпатичен. Скажи, дружище Конрад, ты сам родом из Золингена?

Штифке утвердительно кивнул.

— Город немецких мастеров-оружейников. Он прославил Германию,— сказал Генрих.— А я из Мюнхена. Мы, баварцы, первыми проснулись от летаргического сна, в котором пребывает Германия. Я надеюсь, ты слышал о деятельности национал-социалистической немецкой партии и ее вожде Адольфе Гитлере?

— В правительственных газетах часто публикуют сообщения о нацистах,— ответил Штифке,— но, откровенно говоря, я этим не интересуюсь. Мне, бывшему офицеру, не нравятся слова: рабочая партия и социализм.

— Браво, ротмистр, чувствуется старая прусская школа. Хотите добрый совет. Не читайте правительственных газет. Вот что необходимо читать каждому патриотично мыслящему немцу.— Генрих открыл чемодан и вытащил газету «Фелькишер беобахтер» и журнал с претенциозным названием «Чисто по-немецки».

— Итак, мой бравый кавалерист, где же выход из создавшегося положения, когда миллионы немцев голодают, от дистрофии умирают дети, в стране безработица? Версальский договор скрутил нацию по рукам и ногам. Мы бессильны даже защитить свою страну от посягательства извечных врагов. Где же выход? Что молчишь, Конрад? Ах, да, ты солдат, а не политик! Чушь! Сегодня каждый немец обязан стать политиком. И, представь себе, Конрад, нашлись немцы, у которых послевоенные унижения побежденной Германии вызвали страстное желание сделать страну великой, а ее народ сытым, а значит, и счастливым. Тебе, Конрад, не понравилось название — «рабочая партия»? Но в партии нацистов состоят не только патриотично мыслящие рабочие, в нее открыт доступ крестьянам, студентам, бывшим офицерам и солдатам кайзеровской армии, всем, в чьих жилах течет немецкая кровь.

Генрих, покопавшись в своем необъятном чемодане, отыскал довольно-таки потрепанную брошюру.

— Программа партии национал-социалистов,— торжественно провозгласил он.— Все двадцать пять пунктов. Да, мы, немцы, испокон веку были националистами,— стукнул Генрих кулаком по столу.— А германская раса, как носительница лучших моральных качеств, всегда стояла выше других наций и народностей. Читай внимательно, Конрад, и, я уверен, ты найдешь тот пункт, который тебе придется по Душе.

— Насколько я понял, эта программа рассчитана почти на все слои населения,— сказал Штифке.— Рабочим вы обещаете постоянную работу, участие в прибылях, крестьянам — земельную реформу, мелким собственникам — свободное предпринимательство, молодежи — работу и возможность выдвинуться. А что же остается таким, как я?

Генрих звучно расхохотался:

— Ты проглядел главное, Конрад, первые три пункта программы прямо относятся к тебе: наша цель — реванш! А для этого необходимо возродить миллионную армию. Такие ребята, как ты, без дела не останутся. Уже сегодня в партии много бывших военных. Ближайшим другом фюрера стал воздушный ас Геринг. Даже генерал Людендорф поддерживает нас. В самом рейхсвере есть много сочувствующих нашему движению офицеров. Они мечтают создать самую современную армию.

Генрих устало вздохнул, покопался в чемодане и, отломив здоровенный кусок колбасы, запихнул его в рот.

— Люблю нашу баварскую с чесноком,— пробурчал он, пережевывая.— По мне она лучше всех колбас в мире. Ты, как хочешь, Конрад, а я немного вздремну.

Толстяк захрапел, ворочаясь и почесываясь во сне, а Конрад еще долго читал оставленные им газеты, затем аккуратно сложил их и спрятал в портфель.