В погоне за «старым соболем» - [16]
Несколько суток скрывался Дмитрий Павлович у Тимохи, а когда в город ворвались белочехи, Угрюмов, не медля, примкнул к ним и принял под свое начало казачий полк.
II
— Дмитрий Павлович! Проснитесь! Да что вы, ей богу, размякли, как сопливый юнкер.
Угрюмов разлепил глаза и опустил ноги на пол.
— Простите, господин полковник, за столь непривлекательный вид,— бормотал Дмитрий Павлович, натягивая сапоги.
— Бросьте, голубчик, эти церемонии. Приглашаю вас на товарищеский ужин и за шахматами часок-другой скоротать. С моими штабными играть скукотища. Одни понятия не имеют об этой благороднейшей игре. Другие, играя, поддаются из-за боязни навлечь на себя командирский гнев. Отвратительная черта многих подчиненных— угодничество, благосклонно поощряемое сверху донизу.
«Однако его высокоблагородие успел назюзюкаться еще до товарищеского ужина»,— подумал Угрюмов.
И штабе Западной армии о командире егерской дивизии полковнике Бекетове отзывались нелестно. Офицеры из окружения командарма Ханжина прозвали строптивого полковника «тихим пьяницей».
После напряженных боев изрядно поредевший полк Угрюмова занял позиции за Бугурусланом, рядом с егерями Бекетова.
Жил Бекетов в пятистенном доме, принадлежавшем вдовой попадье, женщине болезненной и до исступления набожной, редко выходившей из своей спальни, тесно увешанной иконами.
Стол был накрыт на две персоны. Бекетов разлил водку по стаканчикам.
— Выпьем, господин полковник, за русскую армию…
Бекетов одним махом опрокинул стаканчик, сосредоточенно жевал, уставившись на огонек свечи.
— А положение Красной Армии неважнецкое,— нарушил затянувшееся молчание Угрюмов.— Дни Востфронта сочтены.
— Вы очень уверены в нашей близкой победе? — спросил Бекетов, вплотную наклонясь к Дмитрию Павловичу.
Угрюмов, как завороженный, следил за судорожным биением голубоватой жилки у правого века полковника. Мелькнула мысль: свихнулся или испытывает меня.
— Уверен,— с вызовом произнес он.— И если желаете откровенного разговора, то удивлен и раздосадован самой постановкой вашего вопроса.
— Спасибо за откровенность, голубчик, нам так ее не хватает. Но уверенность хороша в том случае, если она имеет под собой твердую почву.
— Господин полковник, моя уверенность в победе над большевизмом свята и незыблема. Вы что, не верите или не хотите встретить этот желанный день для каждого русскою сердца?
— По ту сторону наших позиций русские сердца тоже желают приблизить час победы. И, безусловно, они считают, что их победа тоже свята и незыблема.
— Тогда что же вам мешает порадоваться вместе с ними, черт возьми? — выпалил Угрюмов.
Бекетов пожал плечами.
— Я, Дмитрий Павлович, солдат. Окопников по мордасам не хлестал, на провианте рук не грел и в штабных блиндажах с тройным накатом задницу не прятал. Меня в семнадцатом сами же солдаты предложили избрать в полковой комитет. Не воспринял я тогда большевизм, да и сейчас считаю, что для русского человека все эти социальные философии марксизма, анархизма, социализма обременительны, он от них душой устает, головой мается и колобродит, как с хмельной перекисшей браги. Поклонился я своим солдатам за службу и за хлеб-соль, что вместе делили, и убрался на все четыре стороны. По чужой правде жить не приучен. А такой, чтобы всем по вкусу пришлась, не встречал, да и сомневаюсь, что встречу. Я свою Россию люблю без личной корысти, не на манер этих христопродавцев-наполеончиков, готовых за генеральские чины, побрякушки и жирный кусок сладкого пирога душу вынуть да заложить заморским барышникам.
— Вы уже и до союзников добрались,— усмехнулся Угрюмов.— Ну кройте их за то, что дворянское сословие помогают спасать от взбунтовавшихся плебеев-разрушителей. Вот она, русская благодарность. Нет, не зря нас азиатами считают — сколько гостеприимства, столько и коварства. Вы о правде заговорили… Есть такая… Правда ненависти. Господин полковник, но вам не хватает обычной ненависти. Вас «товарищи» к стенке не ставили, а я эту ненависть к красной сволочи до страшного суда пронесу.
Угрюмов плеснул в стаканчик водки, выпил залпом и ошалело затряс головой. В состоянии крайнего возбуждения, озлобленной взвинченности он редко пьянел, и теперь вкус водки и теплота, разливающаяся по телу, вызвали у него неприятные ощущения.
— Вы обо мне невесть что подумали,— вздохнул Бекетов.
— По пьяной лавочке чего не наговоришь,— сказал Угрюмов, стараясь сгладить напряженную обстановку.
— Я не пьян, господин подполковник,— твердо сказал Бекетов,— хотя, признаюсь, частенько оглушаю себя спиртным, потому как сердцем и душой окружающее постигнуть не могу.
Бекетов прошелся несколько раз по домотканой дорожке, пересекавшей комнату от стенки к стенке, и заговорил:
— Дмитрий Павлович, я окончил Академию Генерального штаба и кое-что смыслю в ведении операций на больших площадях с широко растянутым фронтом. Эта война особенная. Здесь ситуация меняется мгновенно и непостижимо даже для нынешних корифеев русского генерального штаба. У нашего командования сложилось твердое представление, что противник окончательно деморализован. Это неверно и губительно. Я с тревогой ожидаю наступления красных.
Влиятельный богач, его жадные до наследства дети, погрязший в грязных делишках князь, посвящённый в хозяйские секреты дворецкий, местный доктор, невероятно красивая баронесса и знаменитый сыщик. Нечасто подобная компания собирается в уездном городе. И ещё реже всё заканчивается жутким убийством. Сможет ли граф Соколовский на этот раз справиться в крайне запутанном деле? Графу необходимо разобраться в сложных семейных конфликтах, справиться с собственными демонами, пробиться сквозь тьму предположений и суеверий.
От автора Книга эта была для меня самой «тяжелой» из всего того, что мною написано до сих пор. Но сначала несколько строк о том, как у меня родился замысел написать ее. В 1978 году я приехал в Бейрут, куда был направлен на работу газетой «Известия» в качестве регионального собкора по Ближнему Востоку. В Ливане шла гражданская война, и уличные бои часто превращали жителей города в своеобразных пленников — неделями порой нельзя было выйти из дома. За короткое время убедившись, что библиотеки нашего посольства для утоления моего «книжного голода» явно недостаточно, я стал задумываться: а где бы мне достать почитать что- нибудь интересное? И в результате обнаружил, что в Бейруте доживает свои дни некогда богатая библиотека, созданная в 30-е годы русской послереволюционной эмиграцией. Вот в этой библиотеке я и вышел на события, о которых рассказываю в этой книге, о трагических событиях революционного движения конца прошлого — начала нынешнего века, на судьбу провокатора Евно Фишелевича Азефа, одного из создателей партии эсеров и руководителя ее террористической боевой организации (БО). Так у меня и возник замысел рассказать об Азефе по-своему, обобщив все, что мне довелось о нем узнать.
Продолжение приключений Сеньки Козыря и его подельников в Томске — сибирских Афинах.
Знаменитая писательница, автор детективов Агата Кристи переживает сложный период: она потеряла мать – близкого ей человека, а муж тем временем увлекся другой женщиной и хочет оставить семью. Новая книга не пишется, одолевают горькие мысли, и в этой ситуации видится только один выход. Миссис Кристи в отчаянии, ей кажется, что она теряет связь с окружающим миром. Ее не покидает ощущение надвигающейся опасности… Однажды писательница спускается в лондонскую подземку, и чья-то рука подталкивает ее к краю платформы.
«Мертвецам не дожить до рассвета» — не просто детектив или триллер, но и книга с философскими рассуждениями о путях и выборе человека в тяжёлых, чуждых его природе условиях. Увлекательный сюжет, в котором присутствуют мистика и оккультизм, переносит читателя в декабрь 1918 года, в самый разгар Пермской наступательной операции Колчака.
Повести и романы, включенные в данное издание, разноплановы. Из них читатель узнает о создании биологического оружия и покушении на главу государства, о таинственном преступлении в Российской империи и судьбе ветерана вьетнамской авантюры. Объединяет остросюжетные произведения советских и зарубежных авторов сборника идея разоблачения культа насилия в буржуазном обществе.