В погоне за солнцем - [15]

— А ну цыц! — грозно шикнул я, нахмурив брови. Мальчишка перестал голосить и замер, боясь даже лишний раз моргнуть. Редко сыплющийся с неба снежок смешно посеребрил его смоляные кудряшки: казалось, будто бы в них прокралась седина. — Ну и что это мы тут делаем?

Мальчишка зажмурился, побледнев еще больше — хотя, казалось, сильней уже некуда — но бесстрашно молчал.

— Кто научил тебя невидимости и неосязаемости? — сурово продолжил я.

— Сам, — тихонько буркнул он, но я жестко оборвал его, хорошенько тряхнув сжимаемую руку:

— Врешь!

— Дяденька, не вру! — заголосила малявка, вырываясь. — В книжках прочитал!

— В каких книжках? — мой голос угрожающе повысился.

— Я сирота! У ведуньи нашей жил, у нее и книжки были!

— Воровать надоумила тоже она?

— Я не… — отчаянно краснея, стал оправдываться он, боясь смотреть мне в глаза.

— Просил же — не врать, — строго напомнил я.

— Она умерла по зиме. Теперь ученица ее заправляет, Маська. Она чародейничать не умеет и грамоте не обучена. И меня выгнать хочет. Говорит, или путников обирай, или с голоду помрёшь! — захлёбываясь от возмущения и обиды, протараторил мальчишка срывающимся голосом. Нос покраснел уже вовсе не от стыда и подозрительно захлюпал.

— Вот уж точно ведьма, — проворчал я. — И сколько несчастных по твоей воле распрощалось с кошельком?

— Нисколько, — шмыгнул носом он. — В прошлый раз меня злой господин поймал. И старосте отвел, а тот розог всыпал, — и он поднял на меня наивные детские глаза, в которых забрезжила надежда, будто я могу оказаться Добрым господином и спустить оболтусу шалость. Но, не увидев в моем строгом взгляде ни тени снисхождения, он потупился и грустно закончил: — А больше и не пытался. Только сегодня…

— Про то, кто науськал, говорил?

— Она сказала, что голову мне оторвет, а из сердца декокт сварит, если проболтаюсь! — смешно коверкая взрослое малопонятное слово, наябедничал мальчишка.

— Врет, — спокойно сказал я. — Не рискнет с магом связываться, пусть даже маленьким. Тем более не зная, что именно было в книгах.

— Вы меня к старосте не поведете? — осмелился-таки пискнуть он, смотря на меня щенячьими глазами.

— Не поведу. Но заколдую так, что если украдешь что — тут же умрешь! — припугнул я. Радость, озарившая было черные бездны глаз, тут же сменилась суеверным ужасом. — А Маське своей скажи, что если еще тебе угрожать будет — в лягушку трансмутируешь.

— Транс… что? — жалобно переспросил он, нахмурившись от нового сложного слова.

— Транс-му-ти-ру-ешь.

Он попробовал повторить, но сбился на втором слоге. Мы поразучивали коварное слово пару минут, и совместными усилиями враг был повержен (то есть, наконец, выучен). Но любопытный мальчишка все-таки не удержался:

— А зачем слово такое мудреное? И что это вообще такое?

— «Трансмутирую» — «превращу». А мудреное, чтобы не усомнилась, что можешь.

— Но я не могу, — шепотом, будто по секрету, поделился мальчик.

— А это неважно. Главное, чтобы она поверила. А науки и «мудреных слов» безграмотные больше заклинаний боятся, — так же заговорщицки поведал я и подмигнул.

— А я правда-правда умру, если украсть попробую?

Шепот приобрел взволнованно-испуганные тона.

— Правда, — я сурово кивнул и прибавил. — Как в Торлиссе: за кражу с применением магии — голову с плеч! — и выразительно стукнул кулаком по раскрытой ладони.

Мальчишка нервно сглотнул, но убираться по своим делам отчего-то не торопился, топчась на месте. И вновь зашептал, требовательно дернув меня за рукав:

— А Торлисс — это что?

— Торлисс — это город, где много-много волшебников. Они там учатся, работают… и живут, — с улыбкой ответил я, позабавленный его неосведомленностью.

У мальчонки аж глаза заблестели, и он, захлебываясь от восторга, спросил:

— Настоящие волшебники? Как в сказках: в синих мантиях, расшитых звездами, и с бородой?

Мне захотелось рассмеяться самым гнусным образом: «Торлисс» и «настоящие волшебники» вызвали в голове образ самой влиятельной из моих знакомых — магистра Анарилл, директора Академии. Уж кто-кто, а утонченная и безупречная aelvis в расшитой звездами мантии, колпаке и с нацепленной ватной бородой смотрелась бы крайне забавно.

С трудом подавив недостойное хихиканье, я лукаво сверкнул глазами и задал встречный вопрос:

— Ты ведь сам волшебник. Где же твоя мантия и борода?

Он посмотрел на меня укоризненно и возмущенно, словно я только что сказал очевидную глупость.

— Так я же маленький еще! — таким тоном, будто это все объясняет, заявила малявка. — И разве я волшебник? Всего два заклинания знаю — и все! Но вы… — он внимательно заглянул мне в глаза и уверенно заявил. — Но вы — точно волшебник!

— Но я же тоже без мантии и бороды! — вновь прибег я к железному аргументу, честно пытаясь скрыть ехидство, так и сквозящее в голосе.

Мальчишка возмущенно притопнул ножкой.

— Значит, необязательно мантия и борода должна быть!

— А почему ты решил, что я волшебник? — отсмеявшись, зашел я с другой стороны. Мальчишка просиял и стал с важным видом загибать пальцы, перечисляя доводы:

— Меня сквозь невидимость увидели — раз!

— Тебя же и в первый раз поймали. Или тоже чародей был? — иронично заметил я.