В плену у времени - [37]

— И если эти звери сделают нам одолжение, — сухо заметила королева Шарлота, — это наверняка развлечет нас на наших семейных пикниках…

Сэр Джозеф и виконтесса Креморн удалились. Питер справился о здоровье короля Георга.

— Король по-прежнему чувствует себя хорошо. Чем больше времени проходит, тем более я верю, что его безумие не вернется. Однако я научилась не заглядывать дальше завтрашнего дня.

Королева Шарлота предложила прогуляться перед дневным чаем. Когда они отошли подальше от коттеджа, она взяла Питера под руку и сказала:

— Я получила ваше послание вчера вечером, Питер, и мне было очень больно его читать. Ждать спасения так долго и все же решить, что уезжать отсюда не следует!

— Долгое время я думал, что Кэйт и ее отец не добрались до двадцать первого века. Я представлял себе, что машина сломалась, они погибли или — еще хуже — попали в западню в каком-нибудь жутком месте и навеки останутся между прошлым и будущим. Меньше всего я ожидал, что они снова появятся двадцать девять лет спустя и… совершенно не изменившимися.

— Я долго не могла заснуть, обдумывая вашу дилемму. Я не стану давать вам советов, но поддержу вас всем, чем смогу.

Некоторое время они шли молча. Сквозь деревья доносился призыв какой-то экзотической птицы из зверинца короля Георга.

— Вы правы, Питер, — продолжала королева, — если вы теперь вернетесь, то после столь долгого отсутствия обнаружите, что оказались иностранцем в своей стране. Когда мы встретились в первый раз, я помню, мы оба так хотели снова увидеть свой родной дом. И все же теперь, если бы мне предложили жить в стране моей юности, но уже взрослым человеком и без какой-либо гарантии, что я буду счастлива, сомневаюсь, что я приняла бы это предложение. Быть исторгнутым из той жизни, к которой привык, — да, это трудно выдержать.

— Мое решение пока еще не столь твердо. Но ведь мой отец ищет своего двенадцатилетнего сына, мэм. Всем лучше считать, что он продолжает свое путешествие во времени в поисках того мальчика. Вернись я с отцом, мои родители потеряли бы своего сына навсегда. Сейчас я в том же возрасте, что и мой отец, и на год старше своей матери! Природа перевернулась вверх ногами. Все не так, как должно быть. И я не уверен, что мое сердце позволит мне покинуть Гидеона Сеймура, перед которым я в неоплатном долгу. Мы — семья. Не по крови, но все же семья. Мое место здесь, в этом мире. У меня есть друзья. Кем я был бы в двадцать первом веке? «Право слово, — говорили бы там, — не тот ли это человек, который старше своей матери? Он затерялся во времени. Что бы он ни рассказывал о восемнадцатом веке, все это не имеет никакого смысла. Очень странный парень!»

— Да, — сказала королева Шарлота, — правда, вас разглядывали бы из любопытства. Вы должны были бы ездить по стране и произносить речи. О вас стали бы писать книги. О ваших приключениях, наверное, сделали бы фильм. Разве вам не было бы приятно оказаться в центре внимания?

— Возможно, на неделю, на две… Но не на всю жизнь.

— Вы умница. Большинство тех, кто жаждет известности, живут, сожалея о том, что им этого не дано.

— Возвращение домой всегда было моим сердечным желанием. Но какова ирония судьбы — теперь, когда это доступно, я нахожу, что плата слишком высока.

Королева остановилась и посмотрела в лицо Питеру.

— Слова — вещь легковесная. Питер, вы уверены, что искренне так думаете? Не будете ли вы сожалеть об этом решении до конца жизни? Разве вы не стремитесь снова увидеть свою мать? Ведь подобный шанс наверняка больше не представится.

Как только королева напомнила ему о матери, в Питере внезапно забурлили противоречивые чувства, и королева Шарлота, понимающе отведя глаза в сторону, стала рассматривать стаю гусей, шумно летящих клином. Она не оборачивалась, пока Питер не взял себя в руки, а гуси не скрылись из виду.

— Остаться или ехать, мэм, — я буду глубоко сожалеть и в том, и в другом случае, — но я вынужден принять решение.

— Как вы думаете, что посоветовал бы вам Гидеон?

— Вернуться к отцу — и вот почему я не буду спрашивать его совета.

Королева Шарлота нахмурилась.

— И все же если вы отправите назад своего отца, чтобы он продолжал искать своего мальчика, и если его поиски окажутся успешными, то будет ли существовать тот Питер, которого я вижу перед собой? Вырастет ли он в мужчину этого века, найдет ли защитника и друга в Гидеоне Сеймуре и навестит ли когда-нибудь свою королеву? А если нет, то как его существование будет вплетено в наши жизни? Простите меня, Питер, но все это — за пределами моего понимания.

— У Ханны те же страхи. Она сказала, что если мой отец достигнет успеха в своей цели, то в ее жизни образуется огромная дыра.

— И что вы ответили ей?

— Я сказал, что не представляю себе, как человек, которым я стал, как жизнь, которую я прожил — и заслужил, — могли бы быть сметены с лица земли. Я не могу принять того, что следы моего существования могли бы исчезнуть из мира, как исчезает пятнышко тумана, если подуть на зеркало. Это противоречит здравому смыслу. Я не могу в это поверить.

— И правда, мое сознание не может этого постичь. Возможно ли, чтобы все признаки вашего существования на земле вдруг были бы стерты? Вырвать из почвы растение — это я могу себе представить. Но стереть все следы человеческой жизни — его поступки, его отношения, следы, которые он оставил в этом мире, — как такое может случиться?