В плену у снега - [42]

    "Откуда… " ее голос сорвался, "откуда мне знать, что оно не было написано на прошлой неделе, или в прошлом месяце?" теперь она начинала понимать.

    "Да ладно, Меган, посмотри сама," урезонила женщина. "Взгляни на марку. А если тебе этого мало, посмотри на почерк, которым написано *вернуть отправителю*. Могу поспорить даже на деньги, что ты его узнаешь. Точно так же как узнала почерк матери."

    Меган внимательно всмотрелась в поблекшую чернильную печать на марке. 02 июня 1987. Следующий день, после того как она вернулась из школы и обнаружила, что ее жизнь навсегда изменилась. Затем ее взгляд переместился на короткую приписку из двух слов, нацарапанную на лицевой стороне конверта. И у нее не осталось никаких сомнений в том, кому он принадлежал.

    Блондинка беспомощно посмотрела на издательницу, потом на письмо, потом опять на издательницу. Ее губы шевельнулись, но не вылетело ни звука. Сердце Чарли обливалось кровью при виде боли и смятения в этих зеленых глазах. "Открой его, Мэг," ее собственный голос едва не сорвался. "Возможно, оно и опоздало на двенадцать лет, но тебе по-прежнему нужно узнать, что в нем."

    Дрожащими руками молодая женщина открыла старый конверт и осторожно вынула листок. Развернув жесткую белую бумагу, она прочла:

    Моя дорогая Меган

    Мне столько нужно тебе сказать, Мэгги; так много нужно объяснить, чтобы ты поняла. Я вряд ли смогу уместить все в одном письме, да и не буду. Ибо такие вещи лучше обсуждать при личной встрече. Пока скажу лишь, что я была очень одинока, Меган, так долго. И я почти поверила, что так мне суждено провести всю свою жизнь. И потому что у меня была ты, мой прекрасный, светлый ангел, я смирилась с этим (а какая разумная мать поступила бы иначе?)

    Но потом я встретила Кэтлин. И в ее глазах я увидела столько всего, чего никогда раньше не встречала. И прежде всего, свое будущее; будущее, которое обещало тепло, дружбу, и больше всего… любовь.

    Я знаю, ты наверно подумаешь, *а как же папа?* Все что я могу сказать, солнышко, твой отец хороший человек, и он много дал нам за все это время. Но то, чего я хотела, нет, в чем я нуждалась все эти годы, этого он не мог дать. Если мои объяснения кажутся тебе расплывчатыми, я прошу прощения. Но он твой отец и я не хочу принижать его в твоих глазах. Не его вина, что я хотела… большего.

    Я знаю, ты расстроишься, что я ухожу, но я хочу, чтобы ты поняла я не бросаю тебя! Меня не будет дома, это правда. Но это не означает, что мы больше не будем проводить время вместе, или что я не буду больше надоедливой мамочкой-наседкой, какой ты меня всегда считала. Это означает, моя взрослая девочка, что тебе придется самой убирать свою комнату и, во имя богов, постараться начать есть нормальную домашнюю еду, вместо этих ужасных бутербродов на ходу.

    Мы с Кэтлин сейчас переезжаем в более просторный дом, и нам понадобится некоторое время, чтобы обустроиться. Но как только мы все сделаем, мы будем очень рады, если ты придешь к нам. На часок, на день, на неделю или даже на годы. В доме будет дополнительная спальня, и она всегда будет твоей. Если ты захочешь. Потому что я не хочу ни к чему тебя принуждать. Ну а пока, я продолжу писать и звонить тебе так часто, как только смогу.

    Я люблю тебя, Мэгги, всегда помни это. И я молюсь, что ты любишь меня настолько, чтобы постараться понять. Но что бы ты ни решила, прошу тебя, не вини Кэтлин. Она только открыла дверь; я сама решила в нее войти.

    Всегда люблю

    Мама.

    Шарлотта Грэйсон тихо сидела и наблюдала, как на выразительном лице ее подруги одна эмоция сменяла другую. Был гнев, без сомнения. Но также было и смятение, удивление, испуг, и даже совсем чуть-чуть радости. Но одно выражение порадовало издательницу больше всего – выражение детского удивления осветившего ее лицо, не взирая на свободно льющиеся слезы.

    "Она… они… хотели сделать целую комнату… только для меня," прошептала Меган, в ее голосе звенел благоговейный трепет. "Она хотела, чтобы я приходила к ним. Или даже осталась."

    "Да," знающе улыбнулась пожилая женщина.

    "Она любила меня."

    "Любит," мягко поправила Чарли.

    "Я была ей нужна."

    "И ты ей по-прежнему нужна, Меган."

    "Но что случилось? Почему… " слезы подкатили к ее горлу, и она не смогла договорить.

    "Это тебе нужно будет спросить у нее, дорогая. Меня посвятили в кое-какие детали, но не во все. Ты получишь более полную картину, если поговоришь с ней. И я умоляю тебя, милая," попросила издательница, "пожалуйста, поговори с ней. Дай ей этот шанс. Дай себе этот шанс. Возможно этот разговор поможет тебе решить сразу две вещи; залечить старую и болезненную рану, и может быть, подскажет как поступить в ситуации с доктором Оукс," с кривой улыбкой закончила женщина.

    Писательница оцепенело кивнула, глядя невидящими глазами на листок бумаги у себя в руках. "Она… она все еще хочет увидеть меня?" "После того, что я с ней сделала… наговорила на папиных похоронах"

    "Всем своим сердцем."

    Молодая женщина снова кивнула. Она почувствовала сладкий трепет в сердце, когда позволила себе надежду. "О, господи! Это что, вот так просто? Забыть боль всех этих одиноких лет? Нет. Может, ничего и не изменится. Но мы, по крайней мере, можем попробовать." Она сделала глубокий успокаивающий вдох.