В плену - [111]

Делается это вот как. С утра на огромной площади лагеря мы помногу часов ходим гуськом друг за другом. Справа и слева навстречу идут такие же вереницы, но так, что всё время видишь новые и новые лица. Между этими вереницами двухметровые интервалы, в которых стоят солдаты и офицеры НКВД в фуражках с голубым околышем и с голубыми петлицами. Вначале из-за цвета околышей и петлиц мы принимали их за лётчиков. Репродуктор всё время поясняет нам наши обязанности:

- Указывайте работникам органов на всех тех, о ком вам известно, что они служили немцам, состояли в полиции, были во власовской армии или вели антисоветские разговоры.

Как это сделать, репродуктор тоже подробно поясняет:

- Можете объявить об этом сразу в строю, а можете сообщить устно или письменно дежурным офицерам после. Дежурные офицеры принимают в комендатуре круглосуточно.

Интервалы между такими инструкциями заполнены музыкой и песнями.

Сначала так ходить весело. Встречаешь много знакомых. Слышны радостные возгласы - встретились боевые друзья или друзья по плену. Вот меня окликает плечистый румяный парень. Боже мой, это Ваня Петрушков - солдат из моей полубатареи. Он из щуплого семнадцатилетнего мальчика теперь вымахал в рослого бравого детину. Сразу даже не заметно, что у Вани один глаз. Но всё же шрам от пули, пронизавшей лицо, остался. Нарушая дисциплину, бросаемся друг другу в объятья. Однако голубой околыш строгим окриком возвращает обоих на места в вереницах. Вот вижу ещё двух хороших друзей из Саласпилского лагеря. Но теперь выражаем свои эмоции не так бурно. Голубые петлицы этого не одобряют и смотрят на это с подозрением.

А вот и первая ласточка. Из ряда, идущего нам навстречу, слышу резкий выкрик:

- Лейтенант, задержите этого. Он из лагерной полиции.

Передо мной впереди человек за шесть офицер берёт за рукав широкоплечего сутулого человека, и вопросительно глядя на указавшего, спрашивает:

- Которого? Этого?

Указавший - худощавый веснушчатый парень - как-то истерически вскрикивая и тряся протянутой рукой, частит:

- Да, да, да! Этого, этого.

Теперь офицер крепко стискивает руку сутулого повыше локтя и решительным жестом подзывает автоматчика. Задержанный ещё больше ссутуливается, бледнеет и растерянно молчит. Однако и веснушчатого не оставляют в его ряду. Лейтенант манит его пальцем, и вдоль прохода автоматчик уводит обоих. Вереницы продолжают движение. Конвейер фильтра останавливать нельзя.

Итак, возмездие состоялось. Ни сочувствия, ни жалости к пойманному, вероятно, нет ни у кого. Но после этого все как-то сникли, и прежнее оживление исчезло. Что-то смутное легло на душу.

После обеда мы свободны, и каждый может заниматься тем, чем ему вздумается. Одни предпочитают поспать, другие побродить по лагерю и окрестностям, но многие спешат на ту же площадь встретиться и поговорить с друзьями и знакомыми. Пожалуй, только здесь в задушевных беседах узнаешь о таких удивительных судьбах, о которых не прочтёшь ни в каком романе. Не ленись только слушать. Сейчас, в такое переходное время, людей просто распирает от желания поделиться перипетиями своей судьбы с понимающим тебя человеком, близким тебе по судьбе. Скоро этого уже не будет, всё поблекнет, спрячется в глубине души, а на губах повиснет прочный замок.

Однажды мои саласпилские знакомцы сообщают новость:

- Ты только подумай, кто живёт в нашем бараке.

- Кто?

- Васька Крылов. Тот самый пропагандист РОА.

- Не может быть. Зачем он здесь?

- Сходи посмотри сам.

Не откладывая в долгий ящик, тотчас же отправляюсь. В бараке почти никого нет, так как погода хорошая и все на дворе. У стола в темноватом углу сидит человек, обликом похожий на Крылова. Подхожу ближе и пристально вглядываюсь. Несомненно, это он - Василий Крылов.

- Здорово, Василий.

Человек, не оборачиваясь ко мне и глядя в сторону, нехотя цедит сквозь зубы:

- Вы ошибаетесь. Меня зовут не Василием.

- Что ты говоришь? Неужели забыл, как мы с тобой по соседству работали в Саласпилсе: я на постройке, а ты у Коваленковой.

И снова он, не поворачиваясь и глядя в сторону, твердит:

- Вы принимаете меня за кого-то другого. В Саласпилсе я никогда не был.

Я пожал плечами, молча постояли вышел. И вдруг я почувствовал, что он смотрит мне вслед. Однако когда я повернулся, он сидел в прежней безучастной позе и глядел в сторону.

На другой день саласпилцы меня спросили:

- Это ты сказал на Ваську?

- Нет, я никому ничего не говорил.

- Ночью за ним пришли.

А как же могло быть иначе? Человек, бывший на немецкой службе и носивший немецкую форму, не мог проскочить фильтрацию благополучно. Его знал весь саласпилский лагерь и тысячи людей, проезжавших через этот лагерь. Он выступал перед ними и вербовал их на немецкую службу. У него не было ни одного шанса остаться незамеченным. Вот так последний раз судьба столкнула меня с Василием Крыловым. Злосчастная твоя судьба. Был ты недальновиден и заблудился в вихрях военной бури. Или так на роду тебе было написано?

За обедом возбуждённый Геннадий объявляет:

- Видел сегодня на фильтре Отца народов из пересыльного лагеря, не человек был, - зверь. Завтра же укажу на него. Сходил бы в комендатуру и сейчас, да не знаю, из какого он барака.