В плену подозрений - [6]

Он снова надел очки, не забыв при этом виновато улыбнуться. Чувствуя, как внутри меня начинает нарастать какое-то непонятное раздражение, я нетерпеливо спросил:

— Давай ближе к делу! Что тебе надо?

— Геван... честно говоря... честно говоря, я просто не знаю, как тебе об этом... В общем, Кен умер, Геван.

Я медленно подошел к окну, обвел взглядом дорожку, ведущую к морю, песчаный пляж, маслянисто-серую рябь залива: там вздувались и тут же гасли небольшие волны, уже с белыми гребешками, ветер становился все свежее и свежее, в небе величаво парила стайка серьезных пеликанов, на берегу двое крепких, очень похожих друг на друга парней в темно-синих шортах — скорее всего, братьев — старательно отрабатывали стойку на руках...

Кендал мертв!

Одно слово, всего одно короткое тяжелое слово. И будто что-то с грохотом обрушилось вниз. И произвело совершенно неожиданный эффект. В мгновение ока превратило Кена из человека, которого я, как мне казалось, смертельно ненавидел, в моего любимого брата. Родного брата, ушедшего от нас в мир иной, когда ему не исполнилось даже тридцати одного года. Мертв. Это короткое слово мгновенно пробудило во мне воспоминания, которые я все эти четыре долгих года упорно гнал из своей памяти, стараясь думать о брате только как о человеке, подло, исподтишка укравшего у меня любимую женщину, как о человеке, который не вызывал и при всем желании не мог вызывать у меня ничего, кроме чувства злости и ненависти. Самой настоящей лютой ненависти!

И вот одного короткого слова оказалось вполне достаточно, чтобы это, казалось, вечное чувство испарилось. В памяти вдруг ожили картинки старых добрых времен — передо мной будто наяву предстало его горько рыдающее в окне лицо, когда меня увозили в школу, а он оставался, поскольку был еще слишком мал, но теперь ему не с кем было играть, строить шалаши, раскрашивать военные карты, охотиться на индейцев...

Я вспомнил тот страшный день, когда наш серый пони сбросил его со спины и он сломал себе левую руку, но по дороге до дому не проронил ни единой слезинки...

Эти воспоминания вызвали у меня острые угрызения совести за то, что в течение последних четырех лет я не написал ему ни одного, даже самого коротенького письма, и за то, что на прощанье разбил ему рот, а он даже не попытался сопротивляться. Если раньше я винил во всем только его одного, то теперь все изменилось. Я вдруг отчетливо понял, что это не он украл у меня Ники, а Ники украла у меня целых четыре года жизни моего младшего брата! И вот теперь я остался совсем один. Мать, отец, сестра, брат — все они уже на том свете. Сестра умерла, когда ей было всего семь, и единственное, что я о ней помнил, — это как она со всех ног бежала по лужайке, будто изо всех сил старалась подальше убежать от того рокового дня...

Много, слишком много смертей! Кен был последним, кого искренне волновало все, что со мной происходит, все, что доставляло мне радость или горе. Последние четыре года я старательно убеждал себя, что всей душой его ненавижу, но при этом даже не осознавал на редкость простой истины: сам факт его существования являлся животворной нитью, которая связывала меня со всем по-настоящему хорошим в моей жизни.

Парни в темно-синих шортах уже закончили тренировку и теперь неторопливо шли по песку, лениво перебрасываясь большим ярко-желтым пляжным мячом. Пожилая женщина в темном купальном костюме, наклонившись, стояла у самой кромки воды и перебирала выброшенные на берег волнами морские ракушки. Порывы ветра проникали и в дом, неся с собой запах моря и надвигающегося дождя.

Неожиданное прикосновение руки Лестера к моему плечу заставило меня вздрогнуть. Я повернулся, и он тут же убрал руку.

— Я... прости, я совсем не хотел сообщать тебе этого... все произошло как-то так сразу.

— Как это случилось?

— Знаешь, по всей видимости, какая-то нелепая случайность. — В его голосе явственно прозвучали нотки недовольства, может, даже гнева. — Это произошло сразу после полуночи в пятницу. Господи, Геван, сейчас кажется, будто прошла уже целая вечность! Они с Ники мирно поужинали при свечах, затем она отправилась спать, но еще не уснула, когда все это случилось. Кен, как обычно, совершал перед сном небольшую прогулку. Полиция считает, что он, сам того не ведая, застал врасплох вора или бродягу. Короче говоря, кто-то выстрелил ему в затылок. Он умер практически мгновенно.

Я в упор посмотрел на Лестера:

— В самый затылок?

— Да, в самый...

Нелепость, да и только. Такое всегда случается с незнакомыми людьми, о которых читаешь в газетах, невольно думая, что тебя это никак не касается, поскольку такое никогда не случалось с теми, кого ты знаешь.

— Когда похороны?

Лестер бросил взгляд на часы:

— Сегодня, часа через три. Поскольку желание прийти на похороны выразило довольно много работников компании, было решено сделать это сегодня. Ники, как ты понимаешь, конечно, в жутком шоке. Вообще-то этот несчастный случай всколыхнул весь город. У него же было немало друзей, Геван.

— Да, знаю, — сказал я, садясь в кресло.

Естественно, у Кена было много друзей, поскольку он сам был очень хорошим другом и... человеком. Столь неожиданно принесенная Лестером трагическая весть заставила меня буквально в мгновение ока изменить мое отношение к окружающему миру. Некогда милая взору гостиная вдруг показалась чужой... Будто мне совершенно случайно довелось забрести туда, где проживает кто-то другой. Я встал, чтобы налить себе виски. К моему удивлению, Лестер тоже не отказался. Ему я разбавил содовой, а себе налил даже безо льда. Свихнувшийся вор и палец на спусковом крючке! Выстрел в затылок. Глупость какая-то. Впереди меня ожидало еще множество стаканчиков с неразбавленным виски, но их все равно не хватит, чтобы забыть о том, что так нежданно-негаданно, так ужасно и нелепо обрушилось на меня...