В Plaz’e только девушки - [11]

– А… Детективы. Попробуйте, милый, – посоветовала она. – Или любовные романы. Вечные темы. И подумайте над псевдонимом. Ими даже ге-ни-и – саркастически выговорила она, – не брезговали.

Паша обошел еще несколько издательств, но диалог был примерно тот же. Не давали злые люди стать Пышкину Пушкиным. По совету редакторши, он опустился до детективов, но результат оказался прежний – своих хватало. Паша так и не смог постичь страшную тайну – откуда же появляются новые авторы. Вот знаменитый Егор Крутов, он ведь тоже когда-то впервые пришел в издательство. А теперь, считай, классик.

Романы Крутова Паше нравились – это не два прицела, три прихлопа, как у некоторых. Герои не картонные супермены, следователь – симпатичный чудак с черепашкой, сюжет цепляет. Писал Крутов много. И все печатали.

Однажды на глаза Паше попалось интервью с эпатажным названием «Между Моцартом и Крутовым всего две небольшие разницы». Корреспондент вел беседу с Еремеем Гребневым – оказывается, это и был Егор Крутов. Между великим композитором и мастером детективного жанра, по мнению борзописца, было только две разницы. Первая – Моцарт писал нотами, а Гребнев – буквами. Вторая – Моцарту помогали ученики, а Гребнев обходился своими силами. Нахальный журналюга так прямо и спросил:

– У вас есть литературные «негры»?

– Пока сам справляюсь, – ответил Гребнев, – но если понадобятся… Ничего крамольного в том не вижу. Мои книги – издательский проект. Они должны выходить, как «Восточный экспресс», без задержек.

– Но это уже будут не ваши книги?

– Почему? Моцарт часто набрасывал основную тему, а развивали и делали аранжировку ученики. Потом по готовому он проходился стилом мастера. Исследователи его творчества как-то подсчитали все им написанное и пришли к выводу – жизни Вольфганга Амадея не хватило бы, чтобы просто записать все свои произведения. И на Дюма «рабы» горбатилось, а он только правил. Вы в ресторане за фирменное блюдо шеф-повара благодарите, а не поварят, которые картошку чистят. Так и на творческой кухне – важен конечный продукт.

– Но ведь это эксплуатация… – начал было корреспондент.

– Это – добровольное рабство, – прервал Гребнев. – Добровольное, – подчеркнул он, – а деньги реальные. Так многие начинали, даже классики не гнушались. Мне с детства внушили – у нас каждый труд почетен. И «литературного раба» тоже. Другое дело, чтобы сотрудничать со мной, надо чувствовать мой стиль, моих героев. Понадобится «раб» – выберу именно такого. А пока сам вкалываю. Как негр на литературной ниве…

Паша задумался. Значит, Гребнев «рабами» пока не пользуется, но ничего зазорного в том не видит. Как Моцарт и Дюма… Павел уже понял, через парадный подъезд в вожделенный писательский мир ему не прорваться, и решил попробовать с черного хода – стать «литературным негром».

На пляже нашлись три свободных лежака рядом. Павел быстро разделся и пошел купаться, а мы с Еремой разлеглись по соседству. Я, вспомнив про цитату из Антона Палыча, невольно окинула его взглядом. Действительно, хм… Крепок и строен. Как водится после долгой разлуки, заговорили о старых знакомых.

– Ну как там наша Ника поживает? – спросил Ерема про мою непосредственную начальницу в «Бизнесмене» Веронику Круглову.

– Ника в порядке. Стала редактором криминального отдела.

– Ого! – одобрил он. – Держит руку на пульсе отечественного беспредела? Если что… – он резко черканул пальцем по горлу, – пусть не забудет помянуть. «Услышит, вспомнит и напишет…»

– Типун тебе на язык, – отмахнулась я. – Кто на тебя покусится, всероссийский певец маньяков и отморозков? Разве что налоговый инспектор. Но это не смертельно.

– А ты чем на жизнь зарабатываешь, радость моя? Ну, помимо моих скромных пожертвований… – не преминул уколоть он, в ответ на «певца отморозков».

– У меня свое агентство «Кошкин дом». Выезжаю с кошками к новоселам. Несу им счастье на кончике хвоста.

– Забавно. Сама придумала?

– Ага…

– Ты замужем?

– Да. Но мужа редко вижу – у него работа такая.

– А дети есть?

– Нет пока…

– Вот как…

Ерема хотел что-то еще сказать, но промолчал. А я воспользовалась паузой, чтобы его порасспросить. Мне тоже не терпелось побольше узнать. Например, о Паше. Уже заметила, он вроде не совсем рядом с Еремой. Как оруженосец, который всегда чуть-чуть сзади. На пляже притащил нам полотенца, сбегал за мороженым, первый пошел купаться – пробовать воду.

– А Паша, он кто? Твой друг?

– Я не умею дружить, Вася, – погрузив пальцы в песок, признался Ерема. – Друг – это как почетное звание, которое налагает многочисленные обязанности. Мне больше нравятся свободные отношения. Я легкий человек.

– Паришь на полицейском уазике с крылышками? Вместо Пегаса, – поддела я.

– Точно… – он подул на ладонь, развеивая песок по ветру, – парю. А серьезные отношения – это гиря, тянут к земле. Что любовь, что дружба…

– Понятно…

Я придерживалась иного мнения, но о вкусах не спорят.

– И кто же тебе Паша?

– Сейчас он мой юный любовник, – зевнув, сказал Ерема.

Я посмотрела на него с любопытством. Всегда держала его за «ходока» по бабам, и вдруг – на тебе. Надо же, что слава делает с человеком.