В плавнях - [2]

- Тебя как зовут?

- Янка.

- А меня - Никодим.

- Ты городской? - с замиранием сердца спросила она.

- Городской.

- А что сейчас в городе?

- Разруха. Голод. - Он поморщился. - А вы не хотите отдавать зерно пролетариату.

- Кому?

- Голодающим рабочим.

- У нас нет зерна, - сказала она. - Только чтобы самим прокормиться. И еще на сев. Если отдать все, что же мы будем делать весной?

- Но в городе голодают, - сказал он возмущенно. - А у вас типично кулацкая психология. Не сознаете серьезности момента.

Он взмахнул рукой, но тут же поморщился и уронил ладонь.

- Это ты ничего не розумиешь, - сказала она сердито. - Ты и не работал по-настоящему никогда. Вон какие пальцы белые. Ты кем в городе был?

- Наборщиком.

- Это что такое? - Она прыснула в кулак, непонятное слово показалось ей смешным.

- Ну, буквы. Есть специальная рама, туда ставят буквы. Надо, чтобы быстро. Они из свинца. Свинец вредный.

- У нас грузила из свинца, - сказала она. - И ничего они не вредные. А зачем буквы?

- Чтобы печатать книжки. Газеты.

- Зачем нужно так много книг? Вы что, городские, все время читаете?

- Есть буржуазная литература, - сказал он непонятное, - а есть наша. Пролетарская. Я печатал прокламации. И статьи товарища Троцкого. А ты вообще умеешь читать?

- Нет. - Она удивилась. - Зачем? Отец Йожка умеет читать. И писать. Ему положено.

- Ну вот, у него есть печатная книга…

- Вовсе нет. У него писаная книга. Так и называется - Писание. Потому что от руки писано.

- Вы тут какие-то совсем отсталые, - сказал он. - Я видел, у тебя в хате в красном углу сплошное мракобесие.

- У нас нет никаких бесов, - обиделась она. - У нас святые висят. Святой Николай, и Прасковья, и святой Христофор… Пойдем, пойдем, я тебе покажу.

Она взяла его за здоровую руку и потащила к дому. Он вежливо вытер ноги о половичок, но мама, которая месила тесто, все равно поглядела на него неодобрительно и поджала губы. Под иконами теплилась лампадка, а над святой Прасковьей висело расшитое полотенце, все как положено.

- Это и есть мракобесие, - сказал он укоризненно, уже когда вышел на крыльцо. - Один обман. Поповщина. Иконы - это и есть мракобесие. Как можно молиться человеку с собачьей головой?

Она торопливо перекрестилась.

- Это же святой Христофор. Он псоглавец. Они живут там, далеко на севере, там холод и вечная ночь и поземка свищет… И они дикий народ, псоглавцы, и свирепые до ужаса, а святой Христофор был самым из них свирепым, а потом встретился ему на пути Христос в образе младенца, и святой Христофор сжалился над ним и перенес его через ручей, и постигло его Божье слово…

- Я ж говорю, бабьи сказки, - презрительно сказал он.

- Ты просто не знаешь.

- Знаю. - И сухо добавил: - Мой отец был попом. Священником.

- А ты с ним не ладишь, ага?

Он промолчал, и ей стало его жалко.

Приближался Яблочный Спас, и повсюду летали тяжелые одурелые пчелы. Столбы солнечного света стояли меж белеными стволами плодовых деревьев. Слышно было, как в камышовой заводи плеснула тяжелым хвостом рыба. Дверь в хату чернела прямоугольным зевом, и только если присмотреться, становился виден трепещущий, бледный огонек лампады.

- Псоглавцы живут на севере, - терпеливо повторила она. - Сама я не видела, но батя видел убитого песьего человека, когда был совсем еще молодой. Иногда в крещенские морозы вокруг месяца делается хрустальное кольцо. Тогда они выходят из своих ледяных укрытий, идут в человеческие деревни. Иногда даже добираются сюда. Они режут скот. Как волки. Потому и чудо, что такой, как они, обратился к Богу.

- Бабьи сказки, - повторил он. - Ты еще расскажи про русалок.

- Владек-дурачок, думаешь, он почему дурачок? Он в плавнях купался, а русалка его к себе возьми и потяни. И щекочет, щекочет. Его отбили, но он умом-то и тронулся. А русалок тут полно, но к берегу они редко подплывают, только на Иванов день. Тогда можно слышать, как они смеются.

- Вот выдумщица, - сказал он уже по-доброму.

- И ничего я не выдумщица. - Она отбросила со лба русую прядку.- Мир чудесный. Дивный. И русалки есть, и навки в лесу. А в плавнях дальше есть островок, на нем живут зеленые люди.

- Совсем зеленые?

- Совсем. Как трава.

- И ты их видела?

- Да. - Она важно кивнула головой. - Они иногда приплывают сюда на лодках.

- И давно они тут живут? - спросил он лениво.

- Давно… Еще при бабке моей бабки поселились. Или раньше.

- Может, они прилетели к нам с Марса или с Венеры? Товарищ Богданов утверждает, что на других планетах могут жить люди, подобные нам.

- Они ж зеленые!

- Цвет кожи для коммуниста не имеет значения.

- Они из-под земли вышли. - Она сорвала травинку и стала ее грызть.- Из-под горы. Там, далеко, за рекой есть гора, а в ней такие ходы.

- Тоннели?

- Тонули? Нет, приплыли на лодках.

- Смешно, - сказал он. - Хотел бы я на них посмотреть.

- Так посмотришь. Они на Покрова обычаем приезжают. За яблоками и медом. У них не водятся пчелы. И яблони не растут.

А вечером, когда закат лег красным на беленые стены хаты, пришли еще тихие люди. Мужчина, женщина и двое детей. Мальчики. Мужчина держал женщину за руку, и мальчики, бледные и серьезные, держались за руки. Младшему было лет семь. У них были сбитые босые ноги. У женщины запылился подол серого городского платья.