В паутине южной ночи - [48]

Ей так надоело быть объектом сладострастных желаний, что она придумала для себя эти правила. В качестве моральной компенсации. И когда придумала, ей стало легче. Правда, легче. Она почувствовала себя отмщенной. За то, что много лет подряд никто не добивался ее души. За то, что никому не была интересна она сама, как человек. А ведь она не тупая, не легкомысленная юная девица, охотящаяся за престарелыми толстосумами. Ей и толстосумы не нужны! Она — состоявшаяся женщина, обеспеченная и ни в чем не нуждающаяся. Во всяком случае, в их деньгах—точно.

Но ведь какой парадокс: этот проклятый Куропаткин так задел ее душу, что ей даже не хотелось больше следовать этим придуманным ею самой правилам. Встретив его впервые, она вдруг поняла, что вот он — именно тот человек, который ей нужен. Тот, которого она искала столько лет. Тот, с которым она наконец-то будет счастлива. Она в это верила. И ошиблась. После этой Ошибки она уже никогда не повторит ее, никогда! Она не будет больше Анжелой, трогательной, нежной и доверчивой. Никому и никогда она уже не поверит, просто примет свою судьбу, как есть. Значит, такова божья воля — чтобы она была одна. А тех, кто захочет отведать ее тела, она будет беспощадно уничтожать. Потому что другого они не заслуживают, эти похотливые самцы. Они считают, что все женщины вокруг должны удовлетворять их похоть! Ну что ж! Она доставляет им удовольствие и убивает. Потому что за удовольствие надо платить. И ей совсем не жалко этих безголовых животных, следующих исключительно своим мерзким инстинктам.

И подумать только, как она все же ошиблась… Тогда, после встречи с Куропаткиным, который тут же представился ей по всей форме так, что она даже испугалась… Думала, что ее вычислили и пришли за ней… Надо же… А когда они проговорили несколько часов и он, как влюбленный, проводил ее до дома и боялся прикоснуться к ее руке, она приняла это его состояние за любовь или хотя бы за симпатию, но никак не за желание… Потом она вернулась, снова бросилась в эти заросли, где любила бывать, чтобы посидеть в одиночестве, на свежем воздухе, и подумать о своей жизни, которая так резко изменилась. Она сидела на той лавочке, трогала рукой место, где сидел совсем недавно он, и тихо радовалась тому, что, кажется, нашла свое счастье. Ей было тяжело дышать от распирающего ее чувства, и она, дура, верила в то, что может быть счастлива.

И вдруг там появился человек — она даже толком не разглядела его лица, видела только, что он рыжий и небольшого роста. Он посветил на нее фонариком и пошло стал распинаться по поводу ее прелестей… После того, как она встретилась с Куропаткиным, ей было вдвойне, втройне противно слышать этот бред.

И все же она постаралась, дрожа от омерзения, объяснить ему, что не проститутка, а обычная отдыхающая и что сейчас же уйдет домой, если мешает ему.

— Ну что ты, крошка, — выкрикнул тот рыжий человечек, — давай порезвимся, а? Ты увидишь, какой я горячий… Правда, я пришел сюда для другой цели, но это подождет.

— Не надо, — снова попросила она, но он ее не слушал, схватил и стал жадно лапать.

Она вырвалась, вытянула руку и стала шарить в ветвях олеандра. Там, где спрятала ту металлическую палку. Нащупала твердую сталь и успокоилась.

И еще раз попросила рыжего идиота, чтобы он оставил ее в покое.

— Эх, крошка, ты такая лапочка, — как-то даже отчаянно проговорил он. — Знаешь, мне недолго осталось жить. Может быть, ты скрасишь мне последние дни жизни?

Он снова подступился к ней, и ей ничего не оставалось, как взмахнуть этим прутом. А потом еще и еще… Она должна была быть уверена, что рыжий шут действительно умер. Гораздо раньше, чем предполагал…

В тот раз она нарушила свои правила. Все получилось спонтанно. Она не хотела близости ни с кем, потому что встретила его, следователя. Она была уверена, что Куропаткин останется с ней навсегда. Она вспомнила, что нет правила без исключений. К тому же это убийство может быть квалифицировано как самозащита при нападении. Он же на нее напал, он хотел ее изнасиловать! Почему же она не, может защитить себя и ударить его палкой?

Хотя смотря как ударить… Она же методично добивала его, чтобы он впоследствии не заявил на нее в милицию. Это было бы слишком опасно и неразумно — привлекать к себе внимание органов! Она просто обезумела от ужаса и гадливости и лупила его со всех сил. А потом, опомнившись и увидев, что вместо затылка у него кровавое месиво, она снова сунула прут на ветки олеандра. Стереть свои отпечатки пальцев ей было некогда, она хотела как можно быстрее убраться оттуда…

Она беззаботно махнула рукой, направляясь к своему домику. Какая теперь разница, что об этом вспоминать!

Она открыла дверь и вошла в домик. Жаль расставаться с этим уютным домишком, она уже успела полюбить его.

Лика достала чемодан из-под кровати, смахнула тряпочкой пыль с него и аккуратно сложила свою одежду. Обтерла той же тряпочкой туфли и босоножки, положила каждую пару в пакет и тоже сложила в чемодан. Ей надо уезжать, она уже это чувствует. И так хорошо порезвилась.

Лика приняла душ, надела приготовленные джинсы и футболку, переобулась в мягкие мокасины и натянула бейсболку. Чем меньше народа разглядит ее лицо, когда она будет трястись в автобусе до вокзала, тем лучше. А от вокзала она возьмет такси — до какого-нибудь ближайшего города. И уж там купит себе билет — за двойную цену они всегда в наличии, и вернется домой. Когда она снимала домик неподалеку от моря, паспорт хозяйке она не давала. Сказала, что ее зовут Лика, и сразу же заплатила за две недели проживания. И прибавила от себя еще пятьсот рублей. Она не жадная.