В парализованном свете. 1979—1984 (Романы. Повесть) - [44]

— То есть как обесцветились? — не поняли Левые.

— Очень просто, — не без скрытого раздражения ответили им. — Были яркие — стали бледные.

— Может, она их накрасить забыла?

Однако товарищи из Правой лаборатории не поддержали шутку. Дела у них в то время, прямо надо сказать, обстояли не лучшим образом, ибо шли они далеко не в первых рядах и даже не в первых колоннах научно-технического прогресса. Новых идей не было, существенных достижений в прошлом, которыми другие как-то прикрывали нынешние прорехи, — тоже. А в степановской лаборатории, что бы там злые языки о ней ни говорили, люди росли. Вот и Ласточка получил должность старшего, и Инна Коллегова готовилась защищать диссертацию. Бывает ведь так: одним — и престижная тематика, и первое место в социалистическом соревновании, и авторитет у начальства, а другим — ничего. Обидно и горько. Потому что несправедливо.

В Институте химии итоги соревнования подводили по сумме баллов, как в конном спорте. Статью написал — плюс два балла. Опытно-промышленную партию на заводе в Королизе выпустил — десять баллов. Внедрение в Лютамшорах осуществил — еще двадцать. Так и набегало. С другой стороны, существовали штрафные очки. Опоздал, скажем, сотрудник на работу — один балл долой. Прогулял — три. Не выполнил в срок взятое на себя обязательство — еще того больше. Иной раз по щипку да по клоку так отделают, что соревнующееся подразделение остается совсем без перьев. Поскольку же победа в соревновании — это премии, пусть и небольшие, все относились к этому виду состязаний не только очень серьезно, но и порой болезненно.

И вот благодаря успехам, достигнутым коллективом степановской лаборатории, лаборатория эта заняла призовое место среди научных лабораторий института, а Правая лаборатория в межотдельском, командном, так сказать, первенстве утащила свой отдел в самый хвост. К тому же ее критиковали на общем собрании за упущения, связанные с дисциплиной и отсутствием изобретательской инициативы. Поскольку махать кулаками после драки — занятие довольно глупое и пустое, сотрудники Правой лаборатории ими не махали, а просто делились с людьми, интересующимися истинным положением дел в институте, своими соображениями о свершившейся несправедливости.

В чем же заключалась истина? А вот в чем. Товарищи из Левой лаборатории систематически травили товарищей из Правой своими кетенами, или как там они назывались, в результате чего Правые падали в обморок, у них обесцвечивались глаза и пропадала работоспособность. Пока новомодная тематика степановской лаборатории получала лишние баллы, сотрудников Правой лаборатории лишали последних очков за мнимые упущения, обусловленные не чем иным, как плохим самочувствием. Оригинальная сложилась ситуация, не правда ли? О каких упущениях может идти речь? Об упущениях тех, кто травит, или тех, кого травят? Не в том ли виновны пострадавшие, что они, вместо того чтобы жаловаться во все инстанции, взывали к совести и разуму товарищей из Левой лаборатории?

Да, с кетенами дело обстояло совсем не так благополучно, как кое-кто пытался представить. И очень скоро об этом узнал институт. Конечно, разговоры — это только разговоры: на чужой роток не накинешь платок, но настораживающие сигналы поступали регулярно, и можно ли было не обращать на них никакого внимания? Правда, непосредственно работающие с кетенами сотрудники Левой лаборатории в обморок не падали и глаза у них не обесцвечивались. Однако кто бы мог поручиться, что у Левых не более крепкое здоровье, чем у Правых? И что если они, ради своих окладов, премий и диссертаций, скрывали свои обмороки и обесцвечивание глаз от общественности? Ведь нельзя было не заметить, как резко похудел в последнее время старший научный сотрудник В. Н. Ласточка, каким издерганным стал профессор Степанов, каким нелюдимым и замкнутым — младший научный сотрудник Гурий Каледин. О том же, что произошло с Аскольдом Таганковым, и говорить нечего. А не кетены ли тому причиной? И почему так настойчиво, так подозрительно настойчиво отстаивали сотрудники Левой лаборатории версию о безвредности кетенов? Во всем этом следовало как следует разобраться.

Безвредность — понятие относительное. Как и вредность. Только начни разбираться, и окажется, что невредного в природе вообще не существует. Все, конечно, зависит от доз, от организма и от способа попадания в организм. Даже дистиллированная вода может оказаться вредной, ежели, к примеру, ты захлебываешься в ней. Даже кислород. То, что Левые защищали свои кетены, по-человечески было понятно: они долго уже с ними работали, публиковали статьи, выступали с докладами на конференциях. Аспирантке Степанова вскоре предстояло защищать диссертацию именно по этой теме. Но что значили чьи-то личные интересы, когда кетены угрожали жизни и здоровью многих людей?

Товарищи из отдела техники безопасности не раз задавали себе этот вопрос, спрашивая себя: если они не прореагируют на сигналы с мест, вовремя не проявят должной бдительности, принципиальности и потом что-нибудь, не дай бог, случится — что тогда? А коли реагировать, то как? Где взять объективные, научно обоснованные причины для того, чтобы проверять Левых, а не тех же Правых? Ну запросят они, положим, образцы, пошлют в Институт токсикологии. А профессор Степанов пойдет к руководству и скажет, что отдел техники безопасности вместо того, чтобы заниматься делом, занимается глупостями, собирает и распространяет нелепые, вредные слухи, создает нервозную обстановку, мешает работать. И не захочет ли руководство, заинтересованное в кетеновой тематике, проверить деятельность самого отдела техники безопасности?