В парализованном свете. 1979—1984 (Романы. Повесть) - [22]

Сверяя сводки, касающиеся так называемого актива конференции, доцент Казбулатов возле каждой фамилии делегата ставил галочку или кружок, а против фамилии Стружчука поставил то и другое, поскольку Павла Игнатьевича вместе с молодой сотрудницей доставили прямиком в его одноместный номер гостиницы «Приэльбрусье». Несмотря на тог что из-за потворства традиционному кавказскому гостеприимству язык уже плохо слушался Павла Игнатьевича, его обуяла вдруг жажда деятельности, и он изъявил желание еще поработать у себя часок-другой.

Около фамилии Степанова также появилась карандашная птичка. С ним тоже все обошлось как нельзя лучше. Живым и невредимым Сергей Сергеевич был доставлен в Дом почетных гостей, где с большим трудом и по большому знакомству доценту Казбулатову от имени Оргкомитета удалось выхлопотать три отдельные комнаты. Он, кстати, был не только доставлен туда, но и благополучно поднят на второй этаж по винтовой лестнице.

Рядом с фамилией доктора из Москвы доцент Казбулатов нарисовал нечто вроде исчезающей в морской дали чайки и два столь же тонких, сколь и больших вопросительных знака. Первый наверняка касался угрюмого молчания гостя за столом, а вот к чему относился второй, было ведомо одному доценту.

По примеру крупных международных симпозиумов, организовали Дамский комитет, который возглавила и в который входила пока одна лишь Калерия Николаевна Пони. Вместе с мужем, любезно согласившимся содействовать развитию химической науки в Приэльбрусье, ее пригласили на конференцию в качестве гостьи. В силу ряда причин организационного характера, влиятельного мужа поселили отдельно, но Калерия Николаевна оказалась женщиной в высшей степени деликатной. Она не была в претензии и даже не потребовала для себя отдельной комнаты. Характер будущей деятельности Дамского комитета еще не вполне прояснился, однако другой почетной должности для Калерии Николаевны как-то не удалось подыскать.

Перед доцентом Казбулатовым высилась теперь гора записок, каждую из которых он аккуратно расправлял, просматривал и после соответствующих пометок в списке присовокуплял к той или иной стопке документов. Хотя это были только самодеятельные донесения и сообщения о многочисленных мелких поручениях, выполненных помощниками, доцент испытывал чувство глубокой радости при виде безмолвных свидетельств проделанной работы.

Последняя записка заставила доцента задуматься. Некоторое время он еще колебался, каким значком пометить задание, связанное с доставкой из аэропорта вещей без пассажиров. Наконец рядом с фамилией профессора Степанова появился небольшой квадрат и точно такой же, может, чуть меньше — против фамилии И. В. Коллеговой, значившейся в другом списке аспиранткой Института химии. Как бы уточняя и проясняя вопрос, доцент Казбулатов несколько раз осторожно коснулся двух этих фамилий остро отточенным карандашом, покачал головой, словно укоряя себя за какой-то невольный промах, навел на столе порядок, выключил электричество, запер на ключ дверь «Штаба» и отправился в свой номер.

Домой идти было далеко и поздно. Спать оставалось мало. Чуть свет надлежало проверить готовность всех служб перед началом торжественной церемонии открытия и устроить все так, чтобы это событие надолго осталось в памяти каждого участника конференции.

ГЛАВА V

1. КОЛЕСО ФОРТУНЫ

В час, когда Павел Игнатьевич Стружчук уже прибыл в одноместный номер гостиницы «Приэльбрусье» работать со своей молодой сотрудницей, а Сергей Сергеевич, задержавшись в гостях, терял последнюю возможность самостоятельно добраться до Охотничьей комнаты, то есть в двенадцатом часу ночи со 2-го на 3-е июля, в Машинном зале отдела информации лунинского Института химии шла обычная трудовая жизнь. Стрекотали приборы, мигали лампочки, тлели сигнальные огоньки. Бетонированный пол зала ровно гудел и вибрировал, будто внизу под землей мчался поезд. Вернее, как если бы поезд ушел, а заблудившийся звук, не находя выхода, продолжал метаться в замкнутом пространстве.

Машины обслуживали Николай Орленко и Денис Голубенко. Последний дежурил вместо Оводенко, который в настоящее время то ли принимал участие в очередном шахматном турнире всех химических институтов подотрасли, то ли готовился к нему. Во всяком случае, в отделе его не видели месяцами и даже забывали порой, как он выглядит.

Кроме двух инженеров в Машинном зале находились старший переводчик Иван Федорович Тютчин, занятый оформлением уже просроченного квартального отчета, и редактор машинных переводов Алексей Коллегов. Маленький магнитофон на его столе едва слышно бубнил что-то, но ни на классическую, ни на привычную эстрадную музыку это не походило.

Борис Сидорович Княгинин тоже был здесь. Он любил ночные дежурства, поскольку страдал бессонницей, а днем, особенно после обеда, засыпал мгновенно даже в кабинетах самого высокого начальства, изрядно смущая громким храпом невольных свидетелей стариковской слабости.

Возглавлял дежурную группу известный нам Никодим Агрикалчевич Праведников, контрольный редактор. Выпускник Центральной летной школы высшего пилотажа, он долгое время работал в сфере торговли, затем — в Институте психологии и права. Вполне опытным, сформировавшимся работником пришел Никодим Агрикалчевич в Институт химии, руководство которого высоко ценило его как одного из наиболее квалифицированных специалистов в области дискретного перевода. Правда, иностранными языками Никодим Агрикалчевич не владел, но они, собственно, и не нужны ему были в повседневной практике. Зато подпись контрольного редактора на бланке, сопровождающем готовые переводы, считалась решающей и последней.