В парализованном свете. 1979—1984 (Романы. Повесть) - [21]

Каждый из молодых людей в хорошем темпе и с подчеркнутым почтением наполнял рюмку вверенного его заботам гостя, подкладывал в тарелку съестное, а доцент Казбулатов руководил мероприятием в целом.

Павел Игнатьевич быстро захмелел. Его обрамленная белым венчиком нежная лысина порозовела, приобретя оттенок вершины снежного Эльбруса, какой та выглядела на памятном сувенире. Он неустанно пил за здоровье хозяев, за их гостеприимство и за выдающиеся достижения приэльбрусской школы химиков, а также за своего нового юного друга, соседа по столу, выражая твердую уверенность в необходимости продолжения знакомства. Пусть молодой человек приедет теперь к нему в институт и начнет под его, Павла Игнатьевича, непосредственным, авторитарным, так сказать, руководством диссертационную работу, в успешном выполнении которой лично он, Павел Игнатьевич, нисколько не сомневается, поскольку видит перед собой не мальчика, но мужа, то есть уже готового, собственно, кандидата наук, во всех отношениях достойного этого высокого звания.

Доцент Казбулатов удовлетворенно кивал, улыбался, а тот, к кому был обращен этот в некотором роде футурологический тост, почти не прикасался к еде. Он сидел, как невеста, с опущенными глазами и от стеснения теребил скатерть, ни на минуту не забывая, впрочем, о рюмке Павла Игнатьевича.

Целый каскад коротких и продолжительных выступлений профессора Стружчука взбудоражил молодого человека, сидевшего рядом с Триэсом. Его призывные взгляды как бы умоляли Сергея Сергеевича поскорее продолжить и развить мысль словоохотливого профессора.

Триэс не вполне понимал, чего от него хотят. С какой стати он оказался здесь? Где сейчас Инна? И вообще — что все это значит? Однако на него выжидающе поглядывали то с одной, то с другой стороны стола, и он тоже вынужден был произнести тост, впрочем, весьма невразумительный. Опекающего Триэса молодого человека сказанное им несколько разочаровало — особенно по контрасту с горячей, многообещающей речью Павла Игнатьевича Стружчука, но он все же старался не показать виду и не терял надежды, ибо впереди их ждала не одна встреча, не один совместный обед, самым естественным образом незаметно переходящий в товарищеский ужин.

Хотя в тот вечер Сергей Сергеевич и не оправдал заветных чаяний хозяев, он оказался не на последнем месте в этом своеобразном конкурсе красноречия, поскольку доктор из Москвы вообще не произнес ни слова. Он только ел за двоих и время от времени коротким кивком головы благодарил изо всех сил старающегося обслужить его должным образом милейшего, приятнейшего молодого человека.

Так что Павлу Игнатьевичу пришлось отдуваться за всех. К счастью, он был полон энергии и в перерывах между тостами тискал то молодую сотрудницу справа, то молодого человека слева. Сотрудница сосредоточенно ела в те промежутки времени, когда ей не мешал научный руководитель, пила ограниченно и лишь изредка растягивала жирные от плова губы в жалком подобии улыбки.

Далеко за полночь доцент Казбулатов подводил итоги. Подготовительная работа по организации научной конференции в Приэльбрусье близилась к завершению. Итоги, прямо надо сказать, были обнадеживающие. Три доктора наук, двадцать шесть кандидатов, более ста неостепененных научных сотрудников. Прибытие на первую химическую зональную конференцию столь представительных делегатов рассматривалось доцентом Казбулатовым как внушительная победа. Давно созрела настоятельная потребность наладить более тесные контакты с научными учреждениями других регионов, воспитать собственные высококвалифицированные кадры, принять меры для дальнейшего повышения уровня научных исследований в Приэльбрусье. Принимая близко к сердцу судьбу родного края, доцент Казбулатов верил, что эта конференция поможет хотя бы отчасти решить ряд первоочередных проблем. Уже имелось принципиальное согласие руководства на строительство нового института, закупалось оборудование, в том числе весьма уникальное, дефицитное и дорогостоящее, однако уже долгое время оставался неясным вопрос, кому предстоит работать на нем и чем конкретно займутся вновь организуемые лаборатории. Важно, конечно, было начать, сделать первый шаг, убедить руководителей и общественность края в необходимости развития химической науки именно здесь, в Приэльбрусье, и безграничный энтузиазм доцента Казбулатова сыграл во всем этом не последнюю роль.

Он посылал в университеты и институты крупных городов своих детей, племянников, более далеких родственников — всех, кто мог учиться и после возвращения в Приэльбрусье посвятить себя развитию приэльбрусской химической науки. Таким образом, те молодые люди, которых Триэс видел сначала в вестибюле гостиницы, потом за гостеприимным столом, были, без сомнения, братьями из трудовой династии Казбулатовых. Если и не родными, то уж наверняка троюродными.

В одноместном гостиничном номере — «Штабе конференции» — доцент Казбулатов при ярком свете настольной лампы разбирал поступившие к нему в конце дня сводки. Его заостренное книзу лицо, как бы все в кинжальных порезах глубоких морщин, носило привычно скорбное, традиционно суровое выражение, подчеркнутое тонкой линией губ и усиленное впалыми щеками, всякий раз зарастающими ближе к ночи жесткой, густой щетиной.