В парализованном свете. 1979—1984 (Романы. Повесть) - [191]

Официанты в шоке. Официанты оторопело смотрят Писателю в рот, будто ждут, когда оттуда вылетит огромная птица. Птица-феникс. Или даже жар-птица. Но птица не вылетает. Официантам нечасто приходится видеть такое: когда в глотке клиента разом исчезает средний двухдневный заработок служащего. Примерно пять обычных обедов. Обедов или ужинов — это не так уж и важно.

Нанюхавшись вволю, Редактор наконец пригубливает нектар. Редактор отпивает микроглоток от микродозы. Затаив дыхание, официанты смотрят теперь в рот Редактору.

— Х-ыы… — медленно, со значением выдыхает Редактор, и официанты мысленно выдыхают вместе с ним.

Их лица облегченно расслабляются. Птичка вылетела. В рюмке не убавилось. Редактор удовлетворен. Официанты удовлетворены вдвойне. Все в полном порядке.

Тоник снова берется за кубик. Кубик опять начинает поскрипывать в его руках. Будто мнут новую, натуральную кожу.

Редактор спрашивает: что будете есть на первое? Редактор интересуется: что предпочитаете на второе?

Ничего особенного: приносят какой-то суп. Ничего исключительного: приносят пупырчатое крылышко старой утки. Сплошная кожа. Сплошные кости. Обычная столовская еда. Обыкновенная ресторанная. Только стоит в сто раз дороже. В сто или даже в двести — Тоник, признаться, так и не усек. Только обслуживает взвод официантов. Вот тебе и весь шик, мамма мия. Вот и вся фирма, порка мадонна!

— Как дела, Ирэн? — спрашивает Платон Николаевич. — Когда должна выйти книга на венгерском?

Теперь уже его вопроса не слышит Ирэн — так увлечена она Тоником. В данный, конкретный момент тем, как ловко собирает он кубик Рубика. Тоник такой необычный. Тоник такой симпатичный. Тоник такой умный и мужественный. Рядом с ним любая женщина почувствует себя настоящей, истинной женщиной…

…Платон Николаевич подносит обыкновенную ложку с обыкновенным супом ко рту. В подвале душно и дымно. Ядовитым пламенем горят витражи. Суп невкусный. Осточертели комплексные обеды. Платон Николаевич собирается позвать Машу, попросить принести что-нибудь порционное, но тут же забывает и вместо этого вновь продолжает мысленно расставлять фигуры будущей истории, продумывать мотивировки, раздавать роли главным и второстепенным лицам, идеальным героям и отрицательным персонажам, а также многочисленным участницам массовок Праздника Свободы и Дня Независимости…

Тоник скрипит кубиком, тяжело дышит. Даже лоб от натуги вспотел. Вот уже и вторая грань близка к завершению. Но, к сожалению, вкрался один лишний квадратик другого цвета. Частичными мерами его уж теперь не удалить. Терапевтическими средствами положения не исправить. И тогда Тоник решительно разрушает созданное с таким трудом, вновь раскручивает кубик на мелкие цветные осколки.

Вот это упорство! — восхищается молодая красивая женщина, сидящая напротив Тоника. Вот это решительность! Так может действовать, конечно, лишь стопроцентный мужчина! Только самый настоящий ковбой-плейбой.

Ирэн предельно возбуждена. Ирэн оглушена, ослеплена. Ирэн расслабилась в любовной истоме. Стоп-кадр: портрет одалиски. Рисунок фломастером. Ню.

…Пустая тарелка стоит на столе перед Платоном Николаевичем. Напротив сидит Незримый Внутренний Редактор, его друг, его враг, его неотвязный двойник. Современный фламандский тип. Портрет работы неизвестного мастера. Сангвиник в аккуратно завязанном галстуке и в рябеньком пиджаке. Белейший воротничок перетягивает багровую шею чревоугодника.

Платон Николаевич мысленно вычеркивает весь эпизод с обнаженной. Платон Николаевич мысленно вычеркивает даже упоминание о «ню». Про себя он одевает Ирэн в соответствии с обстановкой торжественного приема по протоколу в фешенебельном ресторане «Матьяш пиллз», возвращает ее за стол, сажает между Антоном Николаевичем и Редактором, мысленно рвет рисунок фломастером, а также все рисунки Тоника на подобные темы и вариации, ибо прекрасно знает, что Незримый Внутренний Редактор все равно не даст их ни выставить, ни описать. Кхе!..

Чуткое ухо официанта опять склоняется к ветчинно-окороковым губам Фламандца. Черная бабочка порхает над скатертью. Фламандец-редактор плотоядно изучает новую этикетку. Редактор пробует что-то новенькое. Причмокивает. Дегустирует. Оказывается, не то.

Приносят еще, но и на этот раз Редактор сомневается. И на этот раз он не уверен.

Четверо удаляются. Четверо приближаются. Редактор причмокивает и вновь отвергает. Такая у них игра. Синхронные движения. Неясные условия. Непредугадываемые ходы.

Четверо движутся как один. Редактор пригубляет, кивает, берет в руки, постукивает ногтем по стеклу, изучает, еще раз пробует на вкус, что-то говорит.

А Тоник знай свое: сворачивает, скручивает, перекручивает кубик Рубика: крак! крэк! хряк! хрясть!..

Чудо-кубик! Игрушка века. Забава для всех: для маленьких и больших. Кубик-арлекин. Кубик-хамелеон. Кубик-оборотень. Сплошные превращения, не успеваешь глазом моргнуть: белого — в синее, синего — в желтое, желтого — в красное. Двадцать секунд — мировой рекорд.

Тоник крутит-вертит-вращает кубик, гоняет по граням цвета. Редактор рассуждает о литературе. Называет имена и произведения, загибает пальцы. Писатель слушает, внимает, исподволь поглядывая на Тоника — скоро ли у него там наконец получится? Пока же получается только вот что: на глянцевой, фасеточной, зеркальной поверхности кубика четыре официанта превращаются сразу в сто.