В парализованном свете. 1979—1984 (Романы. Повесть) - [118]

Шрифт
Интервал

Антон Николаевич открывает глаза. Антон Николаевич продолжает недвижно лежать на спине, точно одна из гипсовых фигур надгробия. Антон Николаевич чувствует, что жена тоже не спит. Оба они — как две противоположно заряженные пластины конденсатора, излучающие взаимно направленные волны недоверия, страха и скрытой вражды. В спальне темно. Ночь за окном, но скоро уже вставать. В последнее время у Антона Николаевича развилось абсолютно точное чувство времени.

Звонит будильник.

8

Москва завалена снегом. Москву очищают от снега машины и люди. От этого она становится вдруг такой же провинциально уютной, как много лет назад.

Что за знакомое лицо в толпе? Это профессор Петросян спешит на работу.

Профессор Петросян выходит из подземелья по хлюпающей лестнице, сворачивает налево, в сторону Четвертого проспекта Монтажников, движется вместе с толпой среди разноцветных огней светофоров, тяжелых испарений воды и легких — бензина. Узкая тропинка, протоптанная в рыхлом снегу, параболой отходит от основной магистрали, будто неровный фотографический след элементарной частицы, отклоненной магнитным полем в туманной камере Вильсона, в чувствительном к радиации счетчике Гейгера, в заряженной статическим электричеством пробирке дозиметра — широко распространенного индивидуального средства контроля за степенью облучения в условиях повышенной радиации. Вместе с тропинкой профессор Петросян отклоняется в сторону, ступает на рыхлый снег, отделяющий оживленную магистраль от нагромождения стандартных белых многоэтажных блоков городской больницы, преодолевает небольшой пустырь, толкает входную дверь третьего корпуса, расстегивает на ходу пальто с серым каракулевым воротником, в обшарпанном лифте поднимается на свой этаж, спускается пешком на один лестничный марш, задерживается перед настежь почему-то открытой дверью с надписью «Отделение социально-психологической помощи. Посторонним вход запрещен», с недовольством захлопывает ее за собой, минует тамбур-курилку, распахивает застекленную дверь на пружинах, раздевается у себя в кабинете и вот уже прилаживает золотой ключик к замку еще одной двери — с веселыми ситцевыми занавесками.

Тяжелая дверь легко отваливается на хорошо смазанных петлях. Нога профессора приятно пружинит на толстом паласе. Мягкий искусственный свет рефлексирует на темном полированном дереве, искусственной коже, промытых листьях декоративных растений. Безукоризненный порядок царит в отделении кризисных состояний. В порядке и чистоте содержится драгоценная жемчужина, сокрытая в серой, невзрачной, побитой и поцарапанной житейскими штормами раковине обыкновенной городской больницы. Безукоризненной белизной светится полупрозрачный халатик дежурной сестры.

— Почему открыта наружная дверь? — строго спрашивает профессор. — Я ведь просил. Предупреждал.

Грант Мовсесович увлекает сестру в кабинет. Сестра прикусывает пухлую губку, переступает с ножки на ножку. Заведующий же отделением расхаживает по кабинету. Закуривает.

— А если кто-то сбежит? А? Или выпрыгнет из окна? Я не хочу оказаться в тюрьме, уважаемая. Даже в одной камере с вами, — пожалуй, не вполне искренне подытоживает он, округляя густые брови.

Профессор Петросян опускается на кушетку. В сравнении с пухлыми, сплошь в перевязочках, креслами в холле пуританская кушетка выглядит безнадежно старой, несоблазнительной, старомодной. Профессор Петросян подается вперед, стряхивает пепел в морскую раковину.

— Прошу запомнить: в нашей работе нет мелочей. Каждая мелочь — неотъемлемая часть процесса. Наша цель — купировать в возможно короткие сроки. Купировать и реабилитировать… Как больной?

Будто во всем отделении находится только один больной.

— Что-то он мне не нравится, — отвечает сестра.

Профессор морщит лоб, потирает черничного цвета щеку. Резким движением задавливает окурок, выходит в коридор. Яркий свет лампы на столе у дежурной булавочным уколом раздражает глаз. Перед дверью палаты № 3 профессор медлит. Что-то вспоминает. На чем-то пытается сосредоточиться. Вспомнив и сосредоточившись, заходит.

В палате занимается рассвет, хотя синие шторы сдвинуты и за окном — никаких признаков утра. Уникальная техника отделения позволяет имитировать любое время суток — в том числе рассвет, опережать его в темное время, задерживать в светлое, увеличивать в лечебно-профилактических целях общую продолжительность светового дня. Почти как в планетарии, но только без музыки. Разумеется, можно и с музыкой.

Глаза у больного открыты. На тумбочке — мензурки с лекарствами. Рядом с койкой — новый штатив для капельницы. Сразу бросается в глаза непорядок: взгроможденный на стул черный портфель, которому тут не место. Профессор берется за ручку портфеля. Профессор переставляет тяжелый портфель на пол, придвигает стул ближе, садится.

— Ну! — говорит Грант Мовсесович громким, бодрым голосом, как если бы пациент мог оказаться вдруг несколько туговат на ухо. — Как себя чувствуем, Антон Николаевич?

После короткой паузы — полухрип-полушепот в ответ.

— В таком случае давайте знакомиться. Я ваш лечащий врач…

Глаза больного выражают недоверие. Губы — слабое подобие горькой усмешки. Мол, я-то вас хорошо помню, профессор. А вы? Неужели, Грант Мовсесович, я так изменился, что невозможно узнать?


Еще от автора Александр Евгеньевич Русов
Самолеты на земле — самолеты в небе (Повести и рассказы)

Повести и рассказы, вошедшие в сборник, посвящены судьбам современников, их поискам нравственных решений. В повести «Судья», главным героем которой является молодой ученый, острая изобразительность сочетается с точностью и тонкостью психологического анализа. Лирическая повесть «В поисках Эржебет Венцел» рисует образы современного Будапешта. Новаторская по характеру повесть, давшая название сборнику, рассказывает о людях современной науки и техники. Интерес автора сосредоточен на внутреннем, духовном мире молодых героев, их размышлениях о времени, о себе, о своем поколении.


Суд над судом

В 1977 году вышли первые книги Александра Русова: сборник повестей и рассказов «Самолеты на земле — самолеты в небе», а также роман «Три яблока», являющийся первой частью дилогии о жизни и революционной деятельности семьи Кнунянцев. Затем были опубликованы еще две книги прозы: «Города-спутники» и «Фата-моргана».Книга «Суд над судом» вышла в серии «Пламенные революционеры» в 1980 году, получила положительные отзывы читателей и критики, была переведена на армянский язык. Выходит вторым изданием. Она посвящена Богдану Кнунянцу (1878–1911), революционеру, ученому, публицисту.


Иллюзии. 1968—1978 (Роман, повесть)

Повесть «Судья» и роман «Фата-моргана» составляют первую книгу цикла «Куда не взлететь жаворонку». По времени действия повесть и роман отстоят друг от друга на десятилетие, а различие их психологической атмосферы характеризует переход от «чарующих обманов» молодого интеллигента шестидесятых годов к опасным миражам общественной жизни, за которыми кроется социальная драма, разыгрывающаяся в стенах большого научно-исследовательского института. Развитие главной линии цикла сопровождается усилением трагической и сатирической темы: от элегии и драмы — к трагикомедии и фарсу.


Рекомендуем почитать
Пока ты молод

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Записки врача-гипнотизера

Анатолий Иоффе, врач по профессии, ушел из жизни в расцвете лет, заявив о себе не только как о талантливом специалисте-экспериментаторе, но и как о вполне сложившемся писателе. Его юморески печатались во многих газетах и журналах, в том числе и центральных, выходили отдельными изданиями. Лучшие из них собраны в этой книге. Название книге дал очерк о применении гипноза при лечении некоторых заболеваний. В основу очерка, неслучайно написанного от первого лица, легли непосредственные впечатления автора, занимавшегося гипнозом с лечебными целями.


Раскаяние

С одной стороны, нельзя спроектировать эту горно-обогатительную фабрику, не изучив свойств залегающих здесь руд. С другой стороны, построить ее надо как можно быстрее. Быть может, махнуть рукой на тщательные исследования? И почему бы не сменить руководителя лаборатории, который не согласен это сделать, на другого, более сговорчивого?


Наши на большой земле

Отдыхающих в санатории на берегу Оки инженер из Заполярья рассказывает своему соседу по комнате об ужасах жизни на срайнем севере, где могут жить только круглые идиоты. Но этот рассказ производит неожиданный эффект...


Московская история

Человек и современное промышленное производство — тема нового романа Е. Каплинской. Автор ставит перед своими героями наиболее острые проблемы нашего времени, которые они решают в соответствии с их мировоззрением, основанным на высоконравственной отношении к труду. Особую роль играет в романе образ Москвы, которая, постоянно меняясь, остается в сердцах старожилов символом добра, справедливости и трудолюбия.


По дороге в завтра

Виктор Макарович Малыгин родился в 1910 году в деревне Выползово, Каргопольского района, Архангельской области, в семье крестьянина. На родине окончил семилетку, а в гор. Ульяновске — заводскую школу ФЗУ и работал слесарем. Здесь же в 1931 году вступил в члены КПСС. В 1931 году коллектив инструментального цеха завода выдвинул В. Малыгина на работу в заводскую многотиражку. В 1935 году В. Малыгин окончил Московский институт журналистики имени «Правды». После института работал в газетах «Советская молодежь» (г. Калинин), «Красное знамя» (г. Владивосток), «Комсомольская правда», «Рабочая Москва». С 1944 года В. Малыгин работает в «Правде» собственным корреспондентом: на Дальнем Востоке, на Кубани, в Венгрии, в Латвии; с 1954 гола — в Оренбургской области.