В память о тебе - [54]

— Пора, док! Я уже закончила.

Оторвавшись от чтения, Григорий взглянул на нее. На Эвелине был длинный блестящий кожаный плащ, на ногах сапоги на высоких каблуках, вокруг шеи повязан шерстяной шарф с кисточками.

— Ты выглядишь очень элегантно, — сказал он, застегивая пальто.

Вместе они пошли на остановку.

Эвелина предложила пойти в тайский ресторанчик возле театра «Вонг». Григорию есть не хотелось, но он подумал, что аппетит еще может прийти. С Эвелиной ему всегда было хорошо. Она отличалась остроумием и добродушием, не боялась показаться смешной и могла свободно говорить о Кристине, с которой была знакома. Поначалу Григорий относился к Эвелине как к другу, но в последнее время начал замечать, что она выказывает явные признаки заинтересованности в развитии их отношений. При расставании она проявляла явное разочарование от того, что Григорий не идет на большее. Сначала он думал, что это ему кажется, но теперь был уверен в своих подозрениях.

Эвелина… Изящная и симпатичная. Не замужем, что просто уму непостижимо. Шикарные белокурые волосы, открытая улыбка и около тридцати пар туфель и сапог на высоких каблуках.

Сегодня утром, торопливо одеваясь перед уходом из дома, Григорий принял решение «капитулировать» перед Эвелиной. Он даже надел свою лучшую рубашку с запонками, подаренную когда-то Кристиной. Сплошной шик! Раньше он надевал ее только по особым случаям. Возможно, и сегодняшний вечер окажется особенным.

Эта мысль заставила Григория нервничать, и он машинально начал поправлять манжеты. В отличие от него Эвелина выглядела счастливой и раскованной. Официантка приняла заказ, и Григорий немного расслабился.

— Красивые запонки, — сказала Эвелина.

— Отцовские.

Его отец был геологом и много времени проводил в экспедициях, где запонки, понятное дело, не поносишь. Погруженный в бездеятельное созерцание, молчаливый человек, постоянно приглаживающий непослушные вихры волос, словно в этом занятии заключался великий смысл. Он выходил из себя и, схватившись за голову, начинал орать на маленького Григория, если тот задавал касающиеся математики вопросы, которые папа Федор считал элементарными. Только покинув Россию и подружившись с норвежскими мальчиками, Григорий понял, что поведение отца не является чем-то общепринятым: не все отцы кричат на своих детей. Когда они жили в Ларвике, его друг ужасно испугался, увидев, как Федор орет на сына на непонятном русском языке. В тот день они просто обсуждали газетную публикацию. После этого случая Григорий понял, что не у всех принято спорить на повышенных тонах.

— Ты так элегантен сегодня! — лучезарно улыбаясь, сказала Эвелина.

Рискованно пытаться превратить дружбу в романтические отношения. К тому же Эвелине не больше сорока лет. Похоже, ее не смущает разница в возрасте, но все же неприятно осознавать себя в роли «добычи». За свою преподавательскую карьеру Григорий неоднократно оказывался объектом воздыханий студенток. Иногда в конце сочинения или контрольной работы появлялась фраза вроде «Давайте обсудим этот вопрос тет-а-тет!» или «Не хотели бы вы встретиться со мной в непринужденной обстановке?». Григорий лишь удивлялся их настойчивости. Он думал, что со временем это пройдет. Так и случилось. К сорока годам его оставили в покое, но позже любовные посягательства возобновились. Григорий так и не понял, что изменилось. Каждый семестр одна-две студентки выказывали свою заинтересованность. Одни действовали в открытую, другие лишь намекали. По электронной почте ему приходили приглашения выпить кофе «где-нибудь вне кампуса» или поехать вместе на выставку русских художников в Коннектикут. В прошлом году одна девушка написала длиннейшее письмо с описанием всех перипетий своей любви к профессору, сообщила, что теперь излечилась от этой страсти, а под конец предложила встретиться вечером.

Возможно, причиной всему было его горе. Душевные страдания преобразили Григория, сделали более энергичным, импульсивным, и это внутреннее «сияние» привлекало студенток.

И вот он теперь сидел напротив блондинки с пышными волосами…

Официантка принесла вино.

— За твое здоровье, — чокаясь, произнес Григорий.

— С Днем святого Валентина.

Холодный промозглый день. Первая репетиция в новом сезоне. Второй год Нининого замужества.

Сидя в гримерке, Нина оборачивала ленты балетных туфель вокруг лодыжек. Полина, глядя в зеркало на туалетном столике, старательно втирала увлажняющий крем в лицо. Кончики пальцев легонько барабанили по коже. Сложный набор свято соблюдаемых процедур. Полина без устали занималась своей внешностью. Она даже принимала холодные ванны с несколькими капельками нашатырного спирта, борясь с веснушками.

Поглаживая лицо, Полина рассказывала о своей очередной любви, которую звали Игорем. Нина не понимала ее восторженности, словно Игорь был не партийным функционером средней руки, а популярным киноактером. Заместитель главы подотдела отдела министерства…

Нина никак не могла уследить за рассказом Полины.

— Он относится ко мне так бережно, словно я котенок.

— Ну и чудесно.

Ей хотелось возразить Полине, что настоящей балерине надо работать над собой, а не «налаживать отношения» с этими… лизоблюдами. Но вслух Нина никогда бы не осмелилась произнести это слово. Помощники помощников, пробирающиеся вверх по служебной лестнице… Нина насмотрелась на них в отделе кадров театра, где люди в штатском роются в документах в поиске компрометирующих фактов, на общественных мероприятиях в различных учреждениях, где ответработники в строгих костюмах при посторонних унижают своих подчиненных, и даже на спектаклях Большого театра, где мальчики из агитпропа