В ожидании дождя - [87]

В первый же вечер своей слежки я обнаружил на противоположной стороне улицы дом с пожарной лестницей, ведущей на крышу. Его квартира располагалась на четвертом этаже — двумя этажами ниже моего наблюдательного пункта. Окна в ней были большими, от пола до потолка, а шторы висели только в спальне и в ванной. Поэтому я имел отличный обзор, позволявший видеть не только освещенную гостиную, кухню и столовую, но даже украшавшие стены черно-белые фотографии в рамках. Они изображали мрачноватые пейзажи — голые деревья, реки под кромкой льда, змеящиеся в тени гигантских заводских зданий; гигантская свалка на фоне далекой Эйфелевой башни; Венеция в декабре; вечерняя Прага под проливным дождем.

Переводя бинокль с картинки на картинку, я ощущал все большую уверенность, что делал снимки сам Скотт Пирс. Безупречные с точки зрения композиции, все они отличались отстраненной стерильной красотой и были холодными, как смерть.

Во все те вечера, что я за ним наблюдал, он не делал ничего необычного, что само по себе начинало казаться крайне странным. Может, в спальне он звонил Диане Борн или другим подельникам, выбирал себе следующую жертву, планировал новую атаку на Ванессу Мур и кого-то еще из моих близких. Не исключено, что у него там был пленник, прикованный к кровати. Возможно, что в те часы, когда он, по моему разумению, ложился спать, на самом деле Скотт читал истории болезни, полученные у психиатра, и ворованные письма. Все могло быть. Но только не тогда, когда я за ним следил.

По словам Энджи, днем он вел себя точно так же — обыкновенно. Пирс никогда подолгу не засиживался в своем фургоне, так что заподозрить его в том, что он читает чужую почту, было нельзя.

— Он четко следует предписанным инструкциям, — докладывала Энджи.

К счастью, на нас подобные ограничения не распространялись. Единственной нашей удачей стало то, что Энджи раздобыла номер Пирса, взломав — вот ведь ирония судьбы! — его собственный почтовый ящик и найдя в нем счет из телефонной компании.

Но кроме этого — ничего. Нам уже начало казаться, что мы никогда не пробьемся сквозь стену лжи, которой он себя окружил.

О том, чтобы проникнуть к нему в квартиру и подкинуть жучка, не могло идти и речи. По вечерам, прежде чем открыть свою дверь, Скотт Пирс отключал сигнализацию. В комнатах под потолком были размещены видеокамеры, как я догадывался, реагировавшие на движение. Но даже если бы нам удалось преодолеть эти препоны, внутри — в этом я ничуть не сомневался — нас поджидали новые сюрпризы, о существовании которых мы даже не подозревали. Скотт Пирс явно принадлежал к числу людей, имеющих не только план Б, но также планы В, Г и Д.

Каждый вечер, сидя на крыше и борясь со сном, я смотрел на него, хотя смотреть было абсолютно не на что, и меня все чаще посещала мысль, что он, возможно, нас раскусил. Он знал, что нам известно, кто он такой. Шансов на это было немного, но они были. Почтальон, с которым я беседовал на улице, мог случайно обронить пару фраз, и этого оказалось бы достаточно. Типа: «Эй, Скотт, какой-то мужик принял тебя за своего бывшего соседа по общаге, но я ему сказал, что он обознался».

Как-то вечером Скотт Пирс подошел к окну. В руках он держал стакан виски. Он посмотрел вниз, на улицу, потом поднял голову и уставился прямо на меня. Хотя нет, меня он не видел. В залитой светом комнате все, что он мог разглядеть в темном окне, было его собственное отражение.

Но, должно быть, увиденное ему очень нравилось, потому что стоял он так долго. Затем поднял стакан приветственным жестом. И улыбнулся.

Ванессу мы перевезли ночью. Спустились на служебном лифте, вышли через заднюю дверь и очутились в переулке за домом, где нас ждал фургон Буббы. В отличие от большинства женщин, впервые попадающих в фургон к Буббе, Ванесса не моргала глазами, не ахала и не пыталась отодвинуться подальше от его владельца. Она уселась на сиденье, тянувшееся от водительской кабины до задних дверей, и прикурила сигарету.

— Рупрехт Роговски, — сказала она. — Я не ошиблась?

Бубба зевнул в кулак:

— Никто никогда не зовет меня Рупрехт.

Она примирительно подняла ладонь.

Энджи тем временем выводила фургон из переулка.

— Прошу прощения, — сказала Ванесса. — Бубба?

Бубба кивнул.

— И какой во всем этом у тебя интерес, Бубба?

— Мужик убил собаку. Я люблю собак. — Он наклонился вперед и уперся локтями себе в колени. — Ты мне вот что скажи. Тебе не в кайф тусоваться с психом, у которого, как они говорят, «антиобщественные наклонности»?

Она улыбнулась:

— А ты разве не знаешь, что именно этим я зарабатываю на жизнь?

— Ну да, — сказал Бубба. — Ты моего кореша от тюряги откосила. Нельсона Ферраре.

— И как поживает мистер Ферраре?

— Да все так же, — ответил Бубба.

В этот самый момент упомянутый Нельсон сидел вместо меня на крыше здания через дорогу от дома Скотта Пирса. Он только что вернулся из Атлантик-Сити, где крутил любовь с официанткой, отвечавшей ему взаимностью, — ровно до тех пор, пока у него не кончились деньги. Приехав в Бостон, он был готов взяться за любое дело, лишь бы срубить немножко бабла и снова отправиться в объятия к своей официантке — на всю заработанную сумму.