В ожидании дождя - [10]

Мы приближались к цели поездки, но дорога казалась бесконечной, и последние тридцать миль пути тянули мои веки вниз, словно стальной маятник.

— Да ладно, — сказал я. — Серьезно.

Тони поднял подбородок и нахмурился, думая.

— Все дело в незнании, — сказал он. И снова рыгнул.

— Какое дело?

— Ну, почему я вообще на тот катер сунулся. Незнание — это то, чего ты не знаешь в этой сраной жизни, понимаешь? От него крыша съезжать начинает. И ты на все готов, лишь бы наконец узнать.

— Даже если не умеешь летать?

Тони улыбнулся:

— Потому что не умеешь летать.

Он похлопал по разделявшей нас решетке. Снова рыгнул, затем извинился. Свернулся калачиком на полу и тихо-тихо пропел песню из заставки «Флинстоунов».

К тому времени, когда мы въехали в Бостон, он уже снова спал.

4

Мы с Тони шагнули через порог офиса. Мо Бэгс оторвался от своего сэндвича с фрикадельками и колбасой и сказал:

— Здорово, педрила! Как жизнь?

Скорее всего, он обращался к Тони, но с Мо наверняка не угадаешь. Он положил сэндвич, вытер жирные пальцы и рот салфеткой, затем обошел свой стол и швырнул Тони в кресло.

Тони сказал:

— Привет, Мо.

— В жопу себе свой «привет» засунь. Давай запястье.

— Слушай, Мо, — сказал я. — Хорош.

— Чего? — Мо защелкнул браслет наручников на левом запястье Тони, а правый — вокруг подлокотника кресла.

— Как подагра твоя? — спросил Тони с неподдельным интересом.

— Жить буду, придурок. Поживу еще.

— Вот и хорошо. — Тони рыгнул.

Мо вперил в меня прищуренный взгляд:

— Он пьяный, что ли?

— Не знаю. — На кожаном диване Мо я заметил сложенный номер «Трибьюн». — Тони, ты пьяный?

— He-а. Слушай, Мо, у тебя тут туалет есть?

— Да он же пьяный, — сказал Мо.

Я поднял лист с рубрикой спортивных новостей и обнаружил под ним первую страницу газеты. Карен Николс попала в передовицу: «САМОУБИЙЦА ПРЫГНУЛА С КРЫШИ ЗДАНИЯ ТАМОЖНИ». Рядом со статьей красовалась полноцветная фотография Бостонской таможни ночью.

— Да он в хламину пьяный, — сказал Мо. — Кензи?

Тони снова рыгнул, а затем затянул «Дождь капает мне на голову».

— Ну, пьяный и пьяный, — сказал я. — Где мои деньги?

— Ты позволил ему пить? — Мо сипел так, будто одна из фрикаделек застряла у него в глотке.

Я поднял газету, прочитал шапку статьи.

— Мо.

Уловив интонацию моего голоса, Тони замолк.

Но Мо был слишком взвинчен, чтобы что-то заметить.

— Даже не знаю, Кензи. Я, блин, даже и не знаю, на хрен таких, как ты, нанимаю. Вы мне всю репутацию изгадите.

— Она у тебя и так изгажена, — ответил я. — Плати давай.

В начале статьи было написано: «Уроженка Ньютона, очевидно находившаяся в помутненном состоянии рассудка, прошлой ночью покончила с собой, спрыгнув с площадки обозрения одного из наиболее известных и любимых жителями исторических памятников».

— Ну хрена ж себе он тут мне втирает, а? — обратился Мо к Тони. — Ушам своим не верю.

— А я верю.

— Завали пасть, козлина. С тобой никто не разговаривает.

— Мне в туалет надо.

— Ты чего, глухой? — Мо шумно выдохнул через нос, зашел Тони за спину и постучал ему костяшками пальцев по затылку.

— Тони, — сказал я. — Обойди диван, туалет вон за той дверью.

Мо засмеялся:

— И что? Кресло он с собой потащит?

Вдруг раздался громкий щелчок. Тони сбросил наручники и направился в туалет.

— Эй! — вскрикнул Мо.

Тони оглянулся:

— Слушай, ну мне реально приспичило.

«Самоубийцей оказалась Карен Николс, — говорилось далее в статье, — опознать которую удалось благодаря тому факту, что перед прыжком она оставила на площадке обозрения бумажник и одежду».

Полфунта мяса шлепнулось мне на плечо. Я оглянулся — Мо опускал сжатую в кулак руку.

— Кензи, хрена ты себе позволяешь?

Я вернулся к чтению.

— Заплати мне, Мо.

— Ты чего, с этим дебилом роман крутишь, что ли? Пивка ему, блин, купил, может, еще и на танцульки с ним ходил, а?

Площадка обозрения здания таможни находится на высоте двадцати шести этажей. Падая оттуда, наверное, можно увидеть даже верхушку холма, на котором расположен район Бикон-хилл, площадь Гавернмент-сентер, небоскребы в деловом центре, а потом — Фэнл-холл и здание крытого рынка Квинси. И все это за одну-две секунды — стремительно проносящиеся перед глазами кирпич, стекло и желтые огни, которые видишь, прежде чем упасть на брусчатку. Часть тебя подпрыгнет от удара. А часть — нет.

— Слышишь меня, Кензи? — Мо замахнулся снова.

Я уклонился от удара, бросил газету и правой рукой вцепился ему в глотку. Толкнул его к столу и продолжал давить, пока он не прижался лопатками к столешнице.

Тони вышел из туалета.

— Ну ни фига ж себе, — протянул он.

— В каком ящике? — спросил я Мо.

Он вопросительно выпучил глаза.

— В каком ящике мои деньги?

Я чуть ослабил хватку.

— В среднем.

— Тебе же лучше, если там лежит не чек.

— Нет, нет. Наличные.

Я отпустил его, но он так и остался лежать на столе, надсадно дыша. Я обошел его, открыл ящик и обнаружил там свою плату — перетянутые аптечной резинкой банкноты.

Тони сел обратно в кресло и защелкнул браслет наручников на своем запястье.

Мо поднялся на ноги. Потер горло, закашлялся — как кошка, отхаркивающая волосяной ком.

Я снова обошел стол и поднял с пола газету.

Маленькие глазки Мо потемнели от обиды.

Я расправил смятые страницы, аккуратно сложил газету и убрал ее под мышку.