В открытом море - [6]
Однако ему не хотелось даже председательствовать на этом собрании. Он предпочел бы стать просто членом какой-нибудь второстепенной комиссии, но понимал, что владельцы плавучих домов – хотя далеко не все они были именно их владельцами, кое-кто всего лишь арендовал свое судно, – явно не из того теста, какое годится для формирования хоть какой-то комиссии. Между «Лордом Джимом», стоявшим на якоре почти под мостом Баттерси-Бридж, и старыми речными баржами, выстроившимися вдоль причала ярдов на двести выше по течению, ближе к заброшенным верфям и пивоваренному заводу, была, что называется, большая разница. Обитатели этих барж, существа, не принадлежащие ни суше, ни воде, может, и хотели бы выглядеть более респектабельно, но им это не удавалось. Все их надежды и устремления были связаны с тем берегом, где раскинулся район Челси и где в самом начале 60-х многие тысячи тамошних жителей имели и достойное занятие, и адекватную зарплату. Но жители Баттерси-Рич, предприняв очередную попытку стать такими же, как другие люди, и в очередной раз потерпев весьма огорчительную неудачу, вновь были вынуждены отступить и продолжали существовать в той грязной прибрежной полосе, где на поверхности воды плавало множество самого разнообразного мусора, выброшенного приливными волнами, и где давно уже стояли на якоре их старые баржи.
Биологически их можно было бы причислить к одному из многих видов «вполне успешно» существующих прибрежных существ. Во всяком случае, выгнать из обжитого логова их было бы нелегко. Но и продать свое судно, покинуть знакомый причал они не решались. Подобное они воспринимали как последний, отчаянный шаг – примерно те же чувства, наверное, испытывали амфибии, когда на заре всемирной истории вышли на сушу. Как известно, в результате этой попытки многие из их видов попросту перестали существовать.
Ричард оглядел прочный, обитый медными гвоздями стол и решил, что, пожалуй, собравшиеся за этим столом ведут себя наилучшим образом. В конце концов избежать этого собрания возможности не было; Уиллис сам обратился к ним с просьбой коллективно обсудить сложившуюся ситуацию и был готов тщательно учесть мнение каждого.
– Рочестер? Грейс? Блуберд? Морис? Часы досуга? Данкерк? Неумолимый?
Со стороны Ричарда было вполне корректно обращаться к людям по названиям принадлежащих им судов – так всегда было принято в порту, где все они с технической точки зрения и находились. Вот, например, Морис, очень милый молодой человек, едва успев появиться на Баттерси-Рич, сразу понял, что Ричард именно так всегда и будет их всех называть, а значит, к нему, Морису, прилипнет неприятная кличка Dondeschiepolschuygen IV[16], позолоченными буквами написанная на носу его судна. Поэтому он мгновенно переименовал свою баржу в «Мориса».
Выступать первым не хотелось никому, и Уиллис, шестидесятипятилетний художник-маринист, владелец пресловутого «Дредноута», сидел и ждал, положив руки на стол, сгорбившись и так втянув голову в плечи, что торчала только его макушка, увенчанная короной стоявших дыбом темных с сильной проседью волос. Затянувшееся напряженное молчание несколько разрядил лишь протяжный гудок какого-то судна, донесшийся из эстуария. Это был весьма специфический, свойственный лишь Темзе сигнал, буквально означавший «я начинаю движение». Прилив уже начался, но суда еще не поднимали якорей, оставаясь у причала.
Услышав у себя на камбузе негромкий шум, показавшийся ему важным, Ричард вежливо извинился и спустился вниз. Втайне он надеялся, что, вернувшись на палубу, обнаружит несколько большую активность среди собравшихся, которые, наконец, займутся обсуждением сложившейся ситуации, весьма, с его точки зрения, неловкой.
– Как ты тут, Лолли?
Лора что-то быстро крошила ножом, поглядывая в лежавшую перед ней поваренную книгу. Она одарила мужа усталым и чуть раздраженным взглядом своих больших глаз – это был взгляд типичной уроженки Центральных графств, которая с первых дней жизни видела перед собой бесконечные, простирающиеся до самого горизонта акры пашен и пастбищ. Ее верность Ричарду – и он прекрасно это понимал – проявлялась в том, что до сих пор она никогда и никому (кроме самого Ричарда, разумеется) не жаловалась на то, что вынуждена жить в центре Лондона на каком-то старом судне, а не в симпатичном сельском особнячке. Раз в месяц Лора ездила домой, и ей каждый раз приходилось отбивать бесчисленные предложения родственников насчет «симпатичного особнячка» и уверять их, что у них с Ричардом все в порядке, а их соседи по причалу на Темзе – забавные и милые люди. Но перед мужем она никогда не притворялась, как и он перед ней. И все же Ричард, всегда спокойно оставлявший позади каждый очередной отрезок своей жизни, если считал, что с ним покончено, и всегда способный практически всему дать рациональное объяснение, в данном случае даже себе самому не мог объяснить, чем вызвана его нежная привязанность к «Лорду Джиму». Ведь он мог бы запросто позволить себе купить какой-нибудь дом, да и преобразование «Джима» в удобное жилище обошлось весьма недешево. Но если река отвечала скорее его мечтам, даже не пытаясь вести разговор с его дневным «я», то и он считал, что ему вовсе не обязательно заводить с рекой подобные «дневные» разговоры.
