В осажденном городе - [10]

— Известны ли вам обстоятельства покушения на Бруно?

— О покушении на Бруно я слышал, но подробностей не знаю: этой операцией руководил член штаба Волохов.

— Значит, убийство Оленина совершено под вашим руководством, а покушение на Бруно организовал Волохов? Я правильно понял вас?

— Точно так, гражданин следователь.

Волохов после недолгого запирательства рассказал о том, как готовился террористический акт над чрезвычайным комиссаром. Бруно жил в гостинице «Эрмитаж». Его комната находилась на втором этаже, окно выходит во двор. Под окном, метрах в пяти от здания, протянулись складские помещения. Крыша склада почти на одном уровне с окнами второго этажа… Смежные дворы отделены ветхими заборами, имеют выходы на Московскую и Лекарскую улицы, поэтому стрелявшему — фамилию его Волохов категорически отказался назвать — удалось легко скрыться.

Кроме того, Волохов показал, что лично он в июле по поручению штаба «Союза русского народа» выезжал в Самару, чтобы установить связь с белыми войсками и получить помощь от них.

— Каковы результаты поездки? — спросил Виктор Зиновьевич, вглядываясь в лицо арестованного и пытаясь понять, до конца ли он откровенен.

— Я был принят полковником Галкиным. Он весьма заинтересовался моим сообщением о работе созданного нами «Союза русского народа». Полковник сказал, что они очень нуждаются в офицерских кадрах, и посоветовал членам «Союза», офицерам, перебраться в Самару. Я обещал доложить об этом предложении штабу нашей организации…

— Как отнеслись к нему члены штаба?

— Поручик Горелов отверг предложение Галкина, он рассчитывал на приход войск Деникина. В этом случае мы, как расписано в плане, захватили бы губсовдеп, почту и телеграф, пороховые склады…

Волохов рассказывал спокойно, только по глубоким затяжкам — папиросу ему дал следователь — можно было заметить, что он внутренне напряжен.

Клубок разматывался быстрее, чем предполагали чекисты.

В пятницу, 6 сентября, Аустрину позвонили из Рузаевки. Начальник уездной чека сообщил, что погибла Путилова. Слышимость была плохая, и уточнить обстоятельства гибели было невозможно. Рудольф Иванович сказал, что сейчас же выезжает, и, когда убедился, что на том конце провода его поняли, повесил трубку.

Он тут же пригласил Земскова.

— Ты кого допрашиваешь? — спросил Аустрин, едва Сергей переступил порог; в голосе председателя слышалось нетерпение.

— Поручика Евграфова, — ответил Земсков, не понимая тона обращения.

— Можешь прерваться на денек?

— Конечно, дело закончено.

— Поедем в Рузаевку.

— Рудольф Иванович, что случилось?

— Прасковью Ивановну, Пашу Путилову, убили…

— Как убили?

— Не знаю, слышимость скверная — не смог выяснить.

Сообщение Аустрина ошеломило Сергея: за короткое время знакомства он успел сдружиться с этой большеглазой, живой и остроумной сотрудницей.

Аустрин и Земсков выехали с первым товарным поездом. Свободных мест на паровозе не оказалось, устроились в будке кондуктора. На место приехали под вечер. Уездная Чрезвычайная комиссия размещалась в красной кирпичной казарме, раньше там было общежитие кондукторского резерва.

Тридцатилетний начальник уездной чека Вавилкин, бывший рабочий вагоноремонтных мастерских, провел их в комнату, где был установлен обитый кумачом гроб с телом Путиловой. Несколько минут стояли в скорбном молчании, глядели на обезображенное лицо Паши, ее нельзя было узнать.

— Мало пожила, — тихо проговорил Аустрин.

— Очень любила детей, мечтала стать учительницей, — сказал Сергей, вспомнив недавний разговор с Пашей.

— Да, Прасковья Ивановна говорила об этом, — подтвердил Вавилкин. — В понедельник собиралась уезжать, два денечка не дожила!

Они вернулись в кабинет начальника уездной чека.

— Расскажите подробнее, как это произошло, — попросил Аустрин.

— Стало известно, что в женском монастыре в Пайгарме, что в четырнадцати километрах отсюда, укрываются белогвардейцы. Она взяла четырех бойцов, верхом поскакала в Пайгарму… — Вавилкин смущенно замолчал, отбросил с глаз светло-русый чуб. — Я послал за Кирпичниковым, он сейчас подойдет и лучше меня расскажет: был там, на месте. И еще красноармеец Эльменькин все видел, но сейчас лежит в больнице, не знаю, может ли разговаривать… Вы есть хотите? — спросил Вавилкин, видно чувствуя неловкость оттого, что не знает подробностей о гибели сотрудницы.

— Пожалуй, позднее. Как, Сергей Степанович? — Аустрин повернулся к Земскову.

— Можно потерпеть, — согласился Сергей, хотя утром выпил только стакан чаю с сухарем и порядком проголодался.

— Да, я не доложил вам: перед поездкой в монастырь Прасковья Ивановна побывала там под видом богомолки, — сказал Вавилкин, поправляя портупею на плече. — Даже ночевала у них.

— Это как же удалось ей? — спросил Земсков.

— Выпросила у кого-то деревенский наряд — ну, там кофту, юбку, — подвязалась черным платком и пристроилась к верующим. Вместе со всеми осталась на монастырском подворье. Ночью заметила, что-то неладное творится в монастыре. Подозрительно пробирались мужчины, и, как определила Путилова, у них было оружие при себе.

Вошел Владимир Кирпичников. Высокий, стройный, на его красивом худощавом лице с ввалившимися щеками застыла напускная начальственная строгость.