В опале честный иудей - [17]

Шрифт
Интервал

И я повторяю: даже те, кто заявлял о своем согласии с партией, неизбежно становились жертвами деспотического режима. Его игрушкой. А игрушкам грехопадение неведомо.

Кстати сказать, нежелание А. Твардовского встретиться с Ал. Соболевым имело продолжение, проистекающее, надо полагать, из этого нежелания. Что мешало, а ведь что-то мешало журналу «Новый мир» поинтересоваться содержанием поэтического портфеля автора «Бухенвальдского набата», а это было бы, безусловно, небезразлично для читателей. У меня нет точного ответа на этот вопрос. Есть факт. И варианты его толкований не в пользу журнала и его главы. Тут А. Твардовский от правды партии не отступил ни на полшага.


ПУТЬ К «БУХЕНВАЛЬДСКОМУ НАБАТУ»


Он начался в годы Великой Отечественной войны, которую, как скажет поэт Ал. Соболев о себе, он не в мягком вагоне проехал. Пережитое в годы фронтовые (частично я говорила об этом раньше) вылилось в трагические строки.

.. .На той войне я был солдатом и с бойни той пришел назад.

Какую я тянул упряжку

сквозь дождь и снег и день и ночь!..

Сказать, что это было тяжко - неправда: было мне невмочь.

Такого адского накала не смог бы выдержать металл.

Но чудо!.. Я не умирал, и начиналось все сначала: и рукопашные бои, и бездорожные дороги...

Иду, мои и не мои тяжелые ступают ноги.

Так от утра и до утра пехота не сбавляет шагу, и с ходу, с криками «ура!» - штыки вперед, вперед в атаку!

Смерть не взяла - опять вперед, а коль взяла - так твой черед...

Это война - «глаза в глаза». Но в какой-то момент рядовой пехотинец Соболев словно поднялся высоко над гигантским пространством военных действий от юга до севера западной части страны. И то, что «увидел», представил себе на примере малой части необъятного поля брани, навсегда отвратило его от войн, от причин их возникновения. Мысленный взгляд с высоты не смог различать границы, разделяющие государства, виделось другое: кровавое взаимоуничтожение людей, беспощадных в азарте истребления и к беззащитной, величавой, прекрасной природе-матери, первоисточнику всего живого, хрупкой, легкоранимой среде их обитания. Поля со вздыбленной, изуродованной поверхностью, обгорелые, искалеченные леса... Не этими ли картинами навеяны строки поэта:

Земля - наша добрая мать, без нее - ни дышать и ни жить.

Землю нельзя просто топтать,

Землю надо любить.

Посмотри и увидишь вокруг, как хлебами обильны поля.

Кто твой кормилец и лучший друг? - Щедрая наша Земля.

Она все богатства свои для тебя припасла, человек.

В сердце твоем и твоей крови свежесть лесов и рек.

Она в светлый день и во тьме служит верной опорой твоей.

Как же ты смеешь в здравом уме Гибель готовить ей?!

Земля - наша добрая мать, без нее - ни дышать и ни жить.

Землю нельзя злобно терзать,

Землю надо любить.

Не будет ошибкой сказать о том, что именно во фронтовые годы впервые и на всю жизнь Ал. Соболев осознал себя гражданином и патриотом всей планеты Земля, а не части ее поверхности, ограниченной условными рубежами. Это, конечно, нашло отражение и в его поэзии, где преобладают общечеловеческие, общеземные умонастроения, где чаще и убедительнее звучит голос сторонника всеобщего замирения, слышнее обвинительные слова против войн.

Опыт минувшей войны, напряженная международная обстановка, неутихающая «холодная война» подсказали страшный вывод: миром правит властьимущее Безумие. В середине XX века в руках всемогущего Безумия оказалось оружие неведомой ранее человечеству разрушительной силы - ядерное, средство, как понимал поэт, способное уничтожить все живое на Земле, превратить цветущую планету в безжизненную пустыню, покрытую пеплом.

...Отныне по Земле шагает Бог - раскрепощенный человеком атом.

Что принесешь ты миру, божество, - иль смерти мрак, иль жизни торжество?

Взрывы в конце Второй мировой войны небольших по теперешним меркам атомных бомб над Хиросимой и Нагасаки породили тревогу за будущее родной планеты - общего дома всех землян. Воображение поэта дорисовало жуткую всеземную картину смерти и запустения как дело рук человеческих.

Не сатана, несущий зло вовек, не ценящий живое и в полушку, а человек,

подумать -

человек! - свой дом - свою планету «взял на мушку»...

Так кто же, кто же этот лютый он, какая в нем таится злая сила, кто заготовил страшного тротила на каждого живущего - вагон?!

(В какой-то период соревновательного ядерного вооружения промелькнула информация о подобной эквивалентности.)

.. .А мы, народы, разве мы стада, готовые безропотно к убою?!

.. .Ведь только мы, народы, только мы, за нашу Землю мы одни в ответе.

Как продолжение этой мысли возникает острейшая потребность: привлечь внимание всех людей к угрозе возможной ядерной катастрофы, неустанно напоминать, твердить живущим на Земле людям о необходимости повсеместного незамедлительного запрета производства ядерного оружия и тем более его применения, о важности согласованных общих действий в пользу мира. Не следует забывать, что в годы «холодной войны» использование ядерного оружия в качестве последнего аргумента в международных спорах не казалось таким уж невероятным. Взрывов над Хиросимой и Нагасаки будто и не бывало. Дезинформация порождала даже некое благодушие, словно речь шла об обмене ударами всего-то небольшими палками, так... ерунда. Ужасающие разрушения и жертвы в этих городах, казалось, никого ничему не научили, по крайней мере так было в СССР с искаженным от неведения общественным мнением. Мне неизвестно, что писала о взрывах атомных бомб над Хиросимой и Нагасаки западная пресса - доступа к ней в коммунистические времена не было. Но отклики советской прессы иначе как хитро-подлыми не назовешь. Много и многословно кричали со страниц газет о злодействе, бесчеловечности американских империалистов, рассказывали с душераздирающими подробностями о последствиях преступной акции американской военщины, приводили ошеломляющие числа погибших, сгоревших. Советские СМИ говорили и о смертельных дозах радиационного облучения. Но нигде и ни разу о том, что это поражение - с продолжением на годы, на десятилетия - лучевая болезнь... Неизлечимая, смертельная. Цель такого умышленного «смягчения» результатов ядерного поражения - одна, но от этого не менее пагубная - притупить бдительность людей, исподволь заставить смотреть на ядерное оружие шапкозакидательски, по-младенчески легкомысленно. Мол, тихо, все в порядке, без паники!


Рекомендуем почитать
Победоносцев. Русский Торквемада

Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.


Великие заговоры

Заговоры против императоров, тиранов, правителей государств — это одна из самых драматических и кровавых страниц мировой истории. Итальянский писатель Антонио Грациози сделал уникальную попытку собрать воедино самые известные и поражающие своей жестокостью и вероломностью заговоры. Кто прав, а кто виноват в этих смертоносных поединках, на чьей стороне суд истории: жертвы или убийцы? Вот вопросы, на которые пытается дать ответ автор. Книга, словно богатое ожерелье, щедро усыпана массой исторических фактов, наблюдений, событий. Нет сомнений, что она доставит огромное удовольствие всем любителям истории, невероятных приключений и просто острых ощущений.


Фаворские. Жизнь семьи университетского профессора. 1890-1953. Воспоминания

Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.


Южноуральцы в боях и труде

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Три женщины

Эту книгу можно назвать книгой века и в прямом смысле слова: она охватывает почти весь двадцатый век. Эта книга, написанная на документальной основе, впервые открывает для русскоязычных читателей неизвестные им страницы ушедшего двадцатого столетия, развенчивает мифы и легенды, казавшиеся незыблемыми и неоспоримыми еще со школьной скамьи. Эта книга свела под одной обложкой Запад и Восток, евреев и антисемитов, палачей и жертв, идеалистов, провокаторов и авантюристов. Эту книгу не читаешь, а проглатываешь, не замечая времени и все глубже погружаясь в невероятную жизнь ее героев. И наконец, эта книга показывает, насколько справедлив афоризм «Ищите женщину!».


Кто Вы, «Железный Феликс»?

Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.