В оковах страсти - [17]

Отец был вне себя от гнева. Впустую пропали годы ухода и забот.

И что еще скажет на это его преосвященство?.. Конюхи подавленно топтались вокруг, и, когда я рассматривала труп когда-то столь прекрасного животного, во мне зародилось страшное подозрение. Несколько часов я не говорила о своей догадке, пока не смогла больше молчать. Быстро помолившись Божьей Матери о придании мне сил, я отправилась в путь, чтобы разыскать моего конюха. Он сидел за конюшнями под слабыми лучами январского солнца, устроившись между седел и трензелей, и смазывал дурно пахнувшим жиром кожаные и деревянные части упряжи. Выражение его лица было, как всегда, сдержанным. Он быстро взглянул на меня. Вокруг никого не было.

— Ганс.

Посмотрев на меня снизу вверх, он не скрывал недовольства моим вмешательством. С вызывающим видом я встала перед ним, хотя сердце мое билось бешено.

— Что вам угодно?

В голосе его звучали мрачные нотки, но они не вызывали неприятного чувства. Я слышала, как он разговаривал с лошадьми, думая, что его никто не слышит. Голос его был мягким, иногда он даже что-то напевал себе под нос. Но теперь я ему явно мешала. «Что вам угодно?» прозвучало вовсе не мягко и не приветливо.

В первый раз я пыталась заговорить с ним с тех самых пор, как отец передал его мне. Голова его обросла легким пухом волос, который блестел на солнце. Но лицо было безбородым и гладким, как в первый после бритья день. Мастер Нафтали по заданию хозяина замка при помощи тайной лечебной настойки лишил его бороды. Интересно, во время процедуры им пришлось крепко держать его? При дворе у нормандцев считалось модным сбривать бороду, об этом мне рассказывал дядя Рихард. Мне трудно было представить выбритых всадников с мечами и в кольчугах! Мужчина без бороды считался слабаком, независимо от того, был ли он рабом или нет. Везде над безбородыми смеялись. Но потом я подумала о неухоженных бородах у многих мужчин, которых видела во время вечерних трапез, и о том, что в бородах застревали остатки пищи, поняла, что этот без бороды выглядел не так уж и плохо. И конечно же не был слабаком. Мой взгляд воровски скользнул по его широким плечам…

— Чего вы от меня хотите? Я должен работать.

— Ты загнал его.

Его ловкие руки прервали работу.

— Что вы такое говорите?

— Я тебя видела, так что не лги. Ты сидел у него на спине!

Я подбоченилась, не дыша. Подозрение занимало все мои мысли, только он мог заколдовать вороного, только он — о пресвятая Дева Мария, помоги мне! Глаза его стали черными от гнева. Он ударил хлыстом по плошке с жиром и швырнул о землю сальную тряпку. Я быстро наклонилась.

— И потом он сдох! Всем было запрещено на нем ездить. Священник говорит, что в нем был сатана… Ты заколдовал его.

Он растерянно смотрел на меня.

— Что это вы такое говорите? Я виновен в смерти коня? Да в своем ли вы уме?

Сказав это, он поднялся и так близко подошел ко мне, что мне пришлось вытянуть шею, чтобы смотреть ему в лицо. Порыв ветра сорвал с моих плеч платок, и он упал на пол. В волнении он схватил меня за платье, я отпрянула и, наступив каблуком, вдавила нежную и тонкую ткань глубоко в вязкую грязь.

— Стало быть, я заколдовал лошадь? Кто говорит это? Кто…

— Ты язычник! Я знаю, что ты язычник! — бросила я ему в лицо и оттолкнула его руку. — Убери от меня свои пальцы! Как ты осмелился до меня дотронуться… — Я отступила на шаг и откинула с лица прядь волос. Мое сердце трепетало от страха, и в то же время я едва могла владеть собой. — Язычники имеют власть над злыми силами, это знает каждый!

Сощурясь, Ганс внимательно смотрел на меня.

— Вообще-то за эти слова мне следовало бы убить вас…

— Варвар! Они натравят на тебя собак!

— Я не убью ни одну женщину. — Он разжал кулаки и скрестил на груди руки. — А теперь хорошенько слушайте меня, потому что я скажу это в первый и последний раз: я не христианин и не поклоняюсь пресвятой Деве Марии, но, разрази меня гром, я не заколдовываю никаких животных, а эту лошадь — тем более!

— Ты загнал вороного!

Он глотнул воздух, задержал дыхание и повернулся ко мне спиной, по которой можно было судить, сколь он зол на меня и на всех, кто принудил его здесь находиться. Я скомкала свой шейный платок. Боже милостивый, и что я здесь затеяла?

— Хочу рассказать вам, как это было. — Он вновь повернулся ко мне. — Хочу сказать, отчего погибла лошадь. Ей давали плохой корм.

— Чепуха! Конь всегда получал все самое лучшее.

— Ему давали плохой корм, — упорствовал Ганс. — Конюх давал ему плохой овес. Я видел это.

На секунду воцарилась тишина.

— Ты лжешь.

Я покачала головой. Никто не отважился бы на это. Никто.

— Я не лгу.

— А я тебе не верю.

— Тогда верьте тому чему хотите. Я сказал правду. — С безразличным видом он подобрал сальную тряпку и уже хотел было встать. Но тут ему что-то пришло в голову. — Откуда вам вообще известно, что я скакал на вороном? — глухо спросил он, ловя мой взгляд. Глаза его, голубые и яркие, как утро, вдруг смутили меня.

— Ты… — Я теребила руками прядь волос. — Я видела тебя ранним утром. Вон оттуда, сверху.

Он взглянул в том направлении, куда указывал мой палец, и узнал женскую башню.