В оковах страсти - [147]

Я тихо закрыла дверь и пошла побродить по саду, ведь скоро мне придется расстаться с ним.

Сбросив с ног неудобную обувь, я растянулась на траве под яблоней. Надо мной по небу плыли перьевые облака, скрываясь за горизонтом. Если бы Аделаида могла, она бы остановила и их. Я ухмыльнулась. Наша прислуга по-разному относилась к новой госпоже. Я знала, что многие из них до сих пор горевали по моей матери, хозяйке замка, которая была безгранично любима за свое теплое и доброе отношение к простым людям и великодушие. Аделаида в сравнении с ней выглядела просто избалованной девчонкой. Габриэль рассказал мне, какой хохот на конюшне вызвало ее пожелание, чтобы оруженосцы носили юбки, подходящие к их скаковой форме. И лишь отец исполнял все ее прихоти, покупал необходимую ткань, отдавал распоряжения декорировать помещения согласно ее вкусу, чтобы наш замок имел такой представительный вид и не стыдно было в нем принять даже кайзера. Я с удивлением узнала, что она уже дважды была представлена ему.

— Супруга кайзера даже хотела взять меня в свою свиту — гордо заявила она.

А вчера, когда мы, пересекая двор, направлялись в зал, недалеко от фонтана Аделаида оступилась и едва не упала с дощатого настила в вязкую грязь, но я была рядом и поддержала ее, ухватив за подол платья.

— Здесь нужно настелить побольше досок! Или положить камни. Неужели нельзя выложить двор нормальным булыжником? Иначе я просто не смогу принимать здесь супругу кайзера, — проговорила она капризно.

Она презрительно сморщила нос, так как подол ее платья угодил в грязную лужу. В последние дни прошли сильные дожди, на лугах все зазеленело, двор выглядел так, словно кто-то из озорства опрокинул там огромную бадью с тестом…

— А как выглядел ваш двор? — спросила я из вежливости. Сама-то я давно привыкла к такой грязи: отец считал, что булыжник — для неженок, и высмеивал их, да и стоил он слишком дорого.

Она с удивлением взглянула на меня.

— Наш двор? О, моя мать ненавидела грязь, а потому он весь, до последнего уголка, вымощен камнем. — Взгляд ее остановился на мне и на какое-то мгновение потерял свою надменность. Она взяла меня под руку и потащила не в зал, а в наш сад. От нее веяло чудесным ароматом роз, и когда дерзко выбившаяся прядь ее золотых волос коснулась моего лица, мне вспомнился поцелуй из далекого прошлого.

Мы сели на мою любимую скамью, и, как обычно, я скинула туфли.

— Прелестный сад, — сказала она.

Ее длинные, нежные пальцы теребили нежно-розовый стебель лугового сердечника, которым я иногда приправляла крупяные супы, касались только что раскрывшихся соцветий.

— А правда, что господин фон Кухенгейм готов положить к вашим ногам все свое состояние и вы сможете разбить сад по вашему вкусу?

Я лишь что-то пробурчала в ответ. Какое ей до этого дело?

— Я слышала, что скоро вы выходите за него замуж, уже этим летом? — Она наклонилась вперед. — А еще говорят, он богат?

В животе у меня заурчало. Все-таки по утрам следует хоть немного есть.

— Рассказывают, у него большой дом, весь обвитый виноградной лозой, и что его вино нравится супруге кайзера, — продолжала Аделаида.

Я не испытывала ни малейшего желания беседовать о господине Гуго. Руки ее погрузились в розовый ясенец на самом конце грядки. Донесся пряный аромат корицы. Она с жадностью сунула свой носик в соцветия, и я пожелала ее графскому любопытству сильного чиха.

— Он молод, господин фон Кухенгейм, вы счастливая.

— Вы находите? — вырвалось у меня.

Ловкими пальцами она сорвала несколько соцветий сердечника и, соединив вместе, воткнула в мои короткие локоны, я даже не успела отстраниться.

— Молодой и богатый — вы сможете вести хозяйство так, как вам нравится.

Мой отец был старым и не самым богатым, но, несмотря на это, она обустраивала хозяйство по-своему.

Цветок за цветком выращенного мною сердечника под ее пальцами превратился в роскошный венок.

Я попыталась спасти свои драгоценные растения.

— Эта трава хорошо помогает при менструальных болях, графиня, — заметила я.

С очаровательной улыбкой она надела венок на голову.

— Надеюсь, эта трава мне больше не понадобится.

Лицо мое, наверное, помрачнело, потому что она положила свою руку на мою и наклонилась вперед.

— Делайте то, что я вам говорю, извлекайте из этого лучшее, фройляйн! — Ее шепот принял заговорщицкий тон. — Не отказывайтесь ни от чего, что вам предлагают, — и требуйте большего! Окружите себя служанками, чтобы были одна симпатичнее другой, так как хвост старого козла — ничто в сравнении с тем, какое удовольствие может доставить вам юная девушка.

Ее голубые глаза заблестели, и я подумала, что ослышалась. Она осторожно провела рукой по моему животу и еще больше наклонила голову вперед.

— А когда вы забеременеете, держите дверь закрытой, и тогда сможете доставлять себе удовольствия так много и так часто, как только пожелаете. Подумайте об этом, фройляйн, когда станете хозяйкой дома фон Кухенгейма… Извлекайте из этого лучшее!

Ее нежный голос и благоухание роз преследовали меня даже тогда, когда она уже исчезла с моих глаз, окруженная служанками. Я взъерошила волосы, обхватив голову руками. Не отказывайтесь ни от чего, что вам предлагают. Я уже была рада, что вскоре смогу покинуть отчий дом. Чем больше она перекраивала на свой лад жизнь, к которой я привыкла, тем больше я приходила в смятение и отчаяние.