В одну реку дважды. Сирийская война глазами русского наемника - [50]

Давно известно, что основной процент безвозвратных потерь на войне связан прежде всего с несвоевременным или неумелым оказанием первой помощи. Манук же делал все возможное для исправления статистики в сторону уменьшения этих потерь. В памяти Мартина всплывали отрывочные воспоминания о минутах короткого общения: на отдыхе вокруг костра за кружечкой пахучего сирийского кофе или в боевой обстановке за укрытием, обеспечивавшим безопасность от вражеского огня. Не было ни случая, чтобы Манук с кем-нибудь ссорился. Доказывать на повышенных тонах правильность своего мнения — такое было, но врач при этом никогда не скандалил.

Манук не боялся быть в бою, чем в общем-то мало отличался от остальных коллег по цеху в рядах легионеров. Мартин в связи с этим вспомнил, как орал на санинструктора Андрюшу, когда тот в первом эшелоне наступающих на укрепрайон, вооруженный только пистолетом, лез под обстрелом к каменной кладке позиции духов, или как Терапевт ринулся через пустырь к месту падения снаряда, выполняя свою работу. О каждом из них можно было с уверенностью сказать, что он настоящий боец.

Манук умер. Его могучий организм все же не выдержал, раны были слишком тяжелые. Легион лишился грамотного полевого доктора, а родина — своего верного сына. Встань, земля российская, поклонись памяти достойного человека, того, кто являлся твоей солью, надеждой и опорой! Скорби о тяжелой утрате!

Глава 28. Переезд

День прошел в хлопотах по поводу переезда: отряд снимался с прежнего места и перебирался на отвоеванный легионерами завод Хаян, который на длительное время станет для них постоянным «домом» на сирийской земле. Использование завода как крупного опорного пункта позволяло решать важную стратегическую задачу — обеспечивать безопасность освобожденных от духов близлежащих нефтеносных полей. Немало удобств во всех смыслах сулило и проживание на благоустроенной территории с капитальной столовой и даже бассейном рядом с одним из жилых домов. Радовала и уединенность завода, расположенного в пустыне, что позволяло держаться подальше от командования российским контингентом и сирийских властей и лишний раз не маячить у них на глазах. Да и местным знать, что происходит в базовом лагере легионеров, ни к чему: среди них могли быть те, кто работает на противника. Единственным досаждающим моментом был неумолчный рев огромного пламени из развороченной взрывом трубы, своим звуком напоминающий мощный гул двигателей огромного авиалайнера при взлете. Но и к шуму, и к факелу вскоре привыкнут и перестанут их замечать.

Сворачивали палатки, складывали имущество и разбирали сколоченную из ящиков баню. Машин для перевозки было негусто, собранное перевозили несколькими заходами, планировали до утра управиться. Выйдя из палатки управления, Мартин сразу же увидел знакомый отрядный «Урал» на подходе. «Нормально, все-таки прислали с позиций машину, еще один борт не помешает». Машина почему-то не проследовала прямиком к месту расположения отряда, а, свернув в сторону, остановилась у палаток связистов. Спустя несколько минут «Урал» подъехал к месту, где стоял Мартин. Из кабины соскочил на землю бодренький здоровяк Шахид. Мартин встретил его у входа и после приветствия между делом поинтересовался, по какой надобности тот отклонился от прямого маршрута. Вопрос Мартин задал, не особо рассчитывая на ответ, мимоходом, ибо, прихватив штатную книгу, торопился в штаб бригады. Шахид же словно всю дорогу готовился оправдываться и с ходу на повышенных тонах выпалил, разве что не выкрикнул:

— Я что, вещи раненого связиста отсюда на себе попру? Вот и заехал к ним, отдал рюкзак.

Мартин, опешив, даже отступил от Шахида на пару шагов и, озадаченно пожав плечами, ответил:

— Так тебя никто ни в чем и не обвиняет. Правильно сделал, не от этого же места тяжелый рюкзак тащить.

Продолжать беседу при таком начале не было уже никакого желания, и Мартин зашагал в сторону большого шатра управления бригады. «Странные люди. Все принимают в штыки и во всем видят попытку в чем-то их обвинить. Рвут удила, кидаются, как дворовые псы на цепи, даже не пытаясь вникнуть в смысл сказанного. Мы что, все такие? Может, я тоже уже такой? Надо бы проследить за своим поведением». Мартин шел к штабу, сокращая путь. Погруженный в себя, он двигался, сосредоточив внимание на тропинке между палатками, боясь запнуться о колышек или, оступившись, провалиться в яму. Стемнело, как обычно, быстро, и едва различимые в вечернем сумраке дорожки лагеря были полны неприятных сюрпризов, можно было и серьезно повредиться, если идти без фонарика да наугад. Ближе к штабному шатру, преодолев последний невысокий ров и выйдя на укатанную дорогу, Мартин на минуту приостановился. Подняв голову, он замер, завороженный увиденным зрелищем. Впереди, где-то там над Пальмирой, в ночном небе яркими непрерывающимися всполохами темень неба разрывали молнии. Свечение переливалось и меняло силу. Огромная разноцветная панорама напоминала полярное сияние, но вместо холодного застывшего света небо озарялось подвижной игрой вспышек. Но наступило время доклада, и Мартин, с трудом оторвав взгляд от природного чуда, отвел в сторону полог и вошел внутрь слабо освещенной палатки.