В Новом Свете - [6]
«...Они пришли в мою деревню две недели назад. Пятеро вооружённых. Выстроили всех на площади. Мужчин — в один ряд, женщин и детей — в другой. Сначала пошли вдоль ряда мужчин. “Кто староста?” — “Я”. Бах, бах! Староста лежит на земле. Следующему в ряду: “Теперь ты будешь староста. Отвечаешь за остальных головой”. Идут дальше. “Записываешься во Вьетконг?” — “У меня жена, трое детей, старуха мать...” Бах-бах! Следующему: “Записываешься во Вьетконг?” Ну кто тут посмеет сказать нет? Потом со списками, взятыми из сельской конторы, идут вдоль ряда женщин. “Имя? Фамилия? Так, у тебя муж — сын — брат — предатель, служит американским агрессорам. Передай ему: если через месяц не вступит во Вьетконг — и ты, и все твои дети мертвы”. Вот так они пополняют свои ряды. Как я могу не подчиниться, обречь на смерть свою жену и маленького сына? Вошли в деревню пятеро — вышел отряд в тридцать человек. Да нас ещё — вынужденных перебежчиков — добавится столько же».
— ...Выслушал я рассказ Сая, всему сразу поверил. И понял: нет, нам их не победить. Тем более что все наши газеты и журналы кричали только о зверствах американцев в деревне Май Лай. А рассказы таких, как Сай, не печатали, потому что это, мол, «непроверенные слухи».
NB: Вглядываясь в страшные войны XX века, здравый смысл пытается найти им разумные объяснения. Он переберёт тысячу вариантов, но никогда не примет того единственно правильного: что война идёт именно против него — против здравого смысла.
Врастаем
Третья волна российской эмиграции уже докатилась до Энн-Арбора, и мы быстро обрастали новыми знакомыми. Профессор математики с семьёй, врач-патологоанатом, филолог-аспирант, но больше всего было инженеров, работавших либо на автомобильных заводах в окрестностях Детройта, либо в филиале огромной строительной корпорации «Бехтель». Бывшие ленинградцы, москвичи, киевляне, бакинцы легко находили общий язык, ибо в детстве и юности заучивали те же стихи и песни, читали те же книги и журналы, смотрели те же фильмы, слушали ту же музыку.
Летом нас навещали друзья из прежней жизни: Марк и Марина Подгурские, Лёня Слуцкер с новой женой Фаней, Яша Виньковецкий. Русская речь, звучавшая на берегах окрестных озёр и рек, казалось, уже не удивляла туземцев. Из Европы приходили кое-какие гонорары, и я смог накопить на небольшую надувную лодку. Рыбачить с неё было гораздо веселее, чем с берега. Снисходительные американцы тогда ещё прощали русским дикарям их привычку: не выбрасывать пойманную костлявую мелочь, а благоговейно отправлять в кастрюльку или на сковородку. Это лишь лет десять-двадцать спустя волна сострадания к рыбе, бьющейся на крючке, вынесет на поверхность толпы истеричных тёток, требующих остановить мучителей с удочками и спиннингами.
Добирались до Мичигана и российские литераторы, так или иначе выдавленные системой за непокорность и непредсказуемость. Ещё до нашего приезда тёплый свет из окошек «Ардиса» приманил в эти края Льва Лосева, Алексея Цветкова, Сашу Соколова. Семестр или два в университете преподавал Александр Янов, но с ним отношения не сложились. Вскоре появились Василий Аксёнов с женой Майей, встречали потом в нашей квартирке новый, 1981 год. До Владимира Войновича очередь тоже дошла в 1980 году. На фотографии он и его жена Ирина сидят за нашим столом невесёлые: их отъезд проходил так мучительно, что сам Войнович перенёс тяжелейший инфаркт, а родители жены умерли в один день — мать от горя и сердечного приступа, а отец — узнав об этом — от удара.
Все приехавшие очень быстро понимали, что прожить на Западе на литературные гонорары — пустая мечта. Кажется, это удалось одному лишь Солженицыну. Остальные должны были либо искать преподавательскую работу, либо хвататься за журналистику, либо жить за счёт работающей жены. Причём получить место преподавателя в американском университете было отнюдь не легко. Известный профессор Питер Вирек рассказывает, как он пытался устроить Бродского преподавать в небольшом колледже в Массачусетсе:
«Пришлось потрудиться: это было ещё до получения Нобелевской премии, и Иосиф вовсе не был так уж хорошо известен. Фактически люди в тех местах никогда о нём не слышали. Помню, как один из деканов расспрашивал меня. Я пытался гнуть свою линию, и вдруг он спросил меня: “Где Бродский получал свою кандидатскую степень? Ректор захочет это знать”. Тогда я, не моргнув глазом, ответил: “В ГУЛАГском университете”. Он никогда о таком не слышал, но это сработало»[2].
Марина продолжала учёбу на курсах английского, которую она начала ещё в Ленинграде и продолжала в Вене. Её соучениками были взрослые американцы, которым надо было получить диплом об окончании школы. Преподавательница любила вовлекать её в беседы, просила рассказывать о жизни в далёкой заокеанской Европе. Однажды она прервала её рассказ и обратилась к классу:
— Марина сейчас упомянула два имени, которые вам обязательно нужно знать для сдачи экзамена. Я напишу их на доске.
И она аккуратно и крупно вывела мелом: «Hitler. Stalin».
Учащиеся старательно переписали оба имени в свои тетради. Марина заметила, что её соседка добавила в скобках: bad guys («плохие парни»).
Опубликовано в журнале "Звезда" № 7, 1997. Страницы этого номера «Звезды» отданы материалам по культуре и общественной жизни страны в 1960-е годы. Игорь Маркович Ефимов (род. в 1937 г. в Москве) — прозаик, публицист, философ, автор многих книг прозы, философских, исторических работ; лауреат премии журнала «Звезда» за 1996 г. — роман «Не мир, но меч». Живет в США.
Когда государство направляет всю свою мощь на уничтожение лояльных подданных — кого, в первую очередь, избирает оно в качестве жертв? История расскажет нам, что Сулла уничтожал политических противников, Нерон бросал зверям христиан, инквизиция сжигала ведьм и еретиков, якобинцы гильотинировали аристократов, турки рубили армян, нацисты гнали в газовые камеры евреев. Игорь Ефимов, внимательно исследовав эти исторические катаклизмы и сосредоточив особое внимание на массовом терроре в сталинской России, маоистском Китае, коммунистической Камбодже, приходит к выводу, что во всех этих катастрофах мы имеем дело с извержением на поверхность вечно тлеющей, иррациональной ненависти менее одаренного к более одаренному.
Приключенческая повесть о школьниках, оказавшихся в пургу в «Карточном домике» — специальной лаборатории в тот момент, когда проводящийся эксперимент вышел из-под контроля.О смелости, о высоком долге, о дружбе и помощи людей друг другу говорится в книге.
Умение Игоря Ефимова сплетать лиризм и философичность повествования с напряженным сюжетом (читатели помнят такие его книги, как «Седьмая жена», «Суд да дело», «Новгородский толмач», «Пелагий Британец», «Архивы Страшного суда») проявилось в романе «Неверная» с новой силой.Героиня этого романа с юных лет не способна сохранять верность в любви. Когда очередная влюбленность втягивает ее в неразрешимую драму, только преданно любящий друг находит способ спасти героиню от смертельной опасности.
Сергей Довлатов как зеркало Александра Гениса. Опубликовано в журнале «Звезда» 2000, № 1. Сергей Довлатов как зеркало российского абсурда. Опубликовано в журнале «Дружба Народов» 2000, № 2.
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.
За многие десятилетия жизни автору довелось пережить немало интересных событий, общаться с большим количеством людей, от рабочих до министров, побывать на промышленных предприятиях и организациях во всех уголках СССР, от Калининграда до Камчатки, от Мурманска до Еревана и Алма-Аты, работать во всех возможных должностях: от лаборанта до профессора и заведующего кафедрами, заместителя директора ЦНИИ по научной работе, главного инженера, научного руководителя Совета экономического и социального развития Московского района г.
А на смену цинизму не приходит больше уже ничего. Ибо в нем выражает себя последнее, окончательное, безнадежное растление.От него же да избавит Господь нас обоих: тебя, читающего, и меня, пишущего.
Бродский считал, что Игорь Ефимов "продолжает великую традицию русских писателей-философов, ведущую свое начало от Герцена". И вот теперь, опубликовав дюжину романов и полдюжины философских книг, Ефимов написал свой вариант "Былого и дум". Из первого тома его воспоминаний — "В Старом Свете" — читатель узнает, что его жизнь в Россиипроходила под лозунгом "не верь, не бойся, не проси" задолго до того, как этот лозунг был отчеканен Солженицыным. Уже в школьные годы он не верил газетной и радиопропаганде — только Пушкину, Лермонтову, Толстому.