В нескольких шагах граница... - [82]

Полицейские вдруг увидели, что в той стороне, где, как они заметили, недавно исчез Гутман, вдруг из-за стога сена выскочили два человека в коричневой одежде и пустились бежать во весь дух.

Они мчались, прыгая через канавы, через повалившийся забор, пробивали себе путь сквозь группы людей.

– Это они! – почти с ужасом вскрикнул кто-то из сыщиков.

Зазвучали предупредительные свистки, облава прекратилась.

– Держите! Не упустите! Это они, подставьте им ногу!

Но два человека продолжали бежать, и толпа перед ними расступалась, как вода, когда в нее падает камень.

Жандармы и сыщики все до единого помчались вдогонку. Но у тех двух был большой выигрыш в расстоянии, они уже достигли берега Дуная. Вдруг они сбросили с себя башмаки, потом одежду и кинулись в воду. Когда преследователи добежали до реки, парни плыли в сорока – пятидесяти метрах от берега.

Собралась громадная толпа. Прибыли все три начальника розыска.

– Стой! – орал подполковник.

– Стой!

Пловцы продолжали рассекать воду, не обращая внимания на крики. Несколько полицейских принялись раздеваться, другие бежали по берегу к мосту, третьи пытались отвязать рыбачий челнок.

Пловцы уже достигли середины реки. Начальник сыска выхватил револьвер.

– Господин подполковник, – крикнул он, – прошу разрешения стрелять! – Оружие дрожало в его руке.

Подполковник мгновение размышлял, что более опасно: упустить или взять их мертвыми?

Лодку между тем отвязали, в нее сели четыре жандарма. У них не было весел, они гребли доской от сиденья. Сомнительно, чтобы они догнали беглецов, ведь тем осталось проплыть до того берега всего пятнадцать – двадцать метров.

– Предупредительный выстрел! – приказал подполковник сыщику, и в то же мгновение чуть ли не из тридцати револьверов грянул залп в воздух.

И тогда произошло чудо.

Подполковник и его товарищи, должно быть, чувствовали себя, как пастухи в Вифлеемскую ночь, когда ангелы начали спускаться к ним с неба. Два обреченных на смерть преступника, дерзкие негодяи, которые средь бела дня вызвали на состязание по бегу лучших представителей венгерских разведывательных и вооруженных сил, услышав залп, сразу же повернули и спокойно поплыли назад.

Столпившиеся на берегу сыщики стояли, раскрыв рты, а жандармы в лодке забыли, что им нужно грести. Шпик, отправившийся за ними вплавь, так наглотался воды, что чуть не захлебнулся.

Парни уже были метрах в десяти от берега, когда один из них невинным мальчишеским голосом спросил:

– Почему вы изволили стрелять, скажите, пожалуйста?

Одеваясь на берегу, они с ангельским хладнокровием отвечали на нетерпеливые вопросы.

– Пожалуйста! Вот наши документы: подмастерье токаря Шандор Фюлёп, полировщик Бела Коша. Оба рабочие вагоностроительного завода.

Беспрецедентный случай! Подполковник и Тамаш Покол не смели взглянуть друг на друга.

– Зачем вы сделали эту подлость? Как вы смели…

– Почему подлость, простите? Это спорт. Мы поспорили.

Пришел депутат, показал удостоверение.

– Что произошло? Я депутат парламента!

Да, да, он тоже слышал, что был какой-то спор. Как вы можете думать о преднамеренном введении в заблуждение властей? Простое мальчишество…

Парней тем не менее забрали в полицию. Как позднее – уже в 1945 году – я узнал от товарища Фюлёпа, их держали там два дня и выпустили на свободу лишь после запроса депутата. Виновность их ничем доказать не могли… Товарищ Фюлёп, рассказывая, смеялся, что за эту шутку им вдоволь досталось пощечин.

Пока продолжалось преследование, пока жандармы, полицейские и сыщики, принимавшие участие в облаве, старались заслужить вознаграждение, мы трое – Бела, Гутман и я – спокойно покинули опасную зону и, сделав большой крюк, как бы медленно прогуливаясь, вошли в город. Перед мостом мы расстались и вновь собрались на квартире одного нашего товарища. Оттуда мы отправились, как и предполагали, уже в сумерках. По дороге, ведущей к Чорне, встретились с несколькими друзьями, которые взялись нас проводить.

Все это были рабочие, пришедшие из Рабапатоны и Эмеше, из расположенных по пути пригородов, хуторов, деревень. Двое отдали свои документы мне и Беле. У них не осталось ничего, но ребята не унывали: если спросят удостоверение личности, самое большее, что может случиться, их заберут и подержат, пока не выяснится «ошибка».

Мы шагали и весело пели.

Гутман на окраине города, прежде чем попрощаться, отозвал нас в сторонку:

– Теперь десять часов, – объяснил он, – до двух ночи вы можете быть в Чорне. Ради безопасности идите пешком. Времени у вас довольно, в половине четвертого из Дьёра отправится шопронский поезд, я смотрел расписание…

Тут Белу на мгновение охватило сомнение:

– Слушай, ты уверен, что нам надо в Шопрон? Не в Сомбатхей?

– Вот адрес, – успокоил я его, достал и показал конверт. – Шопрон.

– Хорошо, хорошо, – подгонял Гутман. – В половине четвертого отправляется шопронский скорый, около четырех он должен быть в Чорне, в половине шестого приедете в Шопрон. Итак, договорились; сначала как следует поразнюхайте все на той улице, будьте осторожны! Желаю удачи, товарищи!

Мы встретили постовых, но они не спросили у нас документов. Не стоило искать беглецов в такой веселой и чуть хмельной компании. Да, кроме того, они уже слышали, будто нас «поймали». Мы сами потом узнали, что около девяти вечера, неподалеку от того места, где мы сейчас находились, двое молодых людей в коричневой парусиновой одежде спросили у встречного возчика, не возьмется ли он срочно доставить их в Менфёчанак. Парней сейчас же задержали и преспокойно доставили в полицию. Там они пробыли несколько часов, пока выяснилось, что они в самом деле из Менфёчанака и, кроме них, подвода нужна была еще шестерым. Пришли они в город на праздник; уговорились, что один человек отвезет их домой, а тот вдруг не приехал, поэтому они так поздно искали возчика.