В непосредственной близости - [32]

И еще:

— Надеюсь, вы так или иначе изыщете способ понизить в должности того, кому имеете право сами присудить наказание — вот молодой болван! К тому же — Деверель! Нет, нет, Андерсон. Это ваше судно и ваш человек. Я ничего, знаете ли, не слыхал: увлекся беседой с нареченной мистера Преттимена. Выдающаяся женщина.

Мисс Чамли снова прошептала:

— Нам следует вернуться.

— Мы на виду у доброй половины нашего маленького мирка, мисс Чамли. Боже, что они собираются делать?

На полубаке собрались матросы. Они танцевали собственную кадриль! Их кадриль, скажу без обиняков, пародировала нашу, и пародия была мастерски исполнена! Думаю, паршивцы и сами не понимали, насколько ловко они нас высмеивали. Они, конечно, не исполняли полагающиеся фигуры танца, но двигались более чем величавой поступью, приседая и кланяясь, и немало преуспели в своей затее. Юнец в юбке из парусины, который чуть не падал в обморок всякий раз, как с кем-то встречался, несомненно, изображал леди Сомерсет! Появился немолодой приземистый человек, на плечах которого сидел юнга. Вместе они достигали немалого роста, и остальное общество выказывало им презабавное почтение. Стоял шум, смех, все хлопали, и музыка — танец, которого лишился юный мистер Тейлор, — была едва слышна. Мисс Чамли с горящими глазами наблюдала за танцующими на полубаке.

— Какие они веселые, радостные! Если бы я только…

Некоторое время она молчала, но я ждал, и она промолвила:

— Вам не понять, сэр.

— Так объясните.

Она покачала головой.

Сэр Генри и капитан Андерсон спустились со шканцев и возвратились на почетные места сбоку от танцующих.

— Нам пора возвращаться, сэр.

— Одну минуту! Я…

— Прошу вас — не говорите ничего. Поверьте, я понимаю наше положение даже лучше, чем вы. Ничего не говорите!

— Я не могу оставить вас, удовлетворившись лишь любезным словами, которыми вы наградили бы любого из здешних кавалеров.

— Начинается котильон!

Мы спустились и заняли места для последнего танца.

Тут же зазвенели судовые колокола, раздался гудок боцманской дудки, и гласа власти заговорили в унисон:

— Слушай! Слушай! Отбой! Отбой!

Просто изумительно, с каким повиновением (несмотря на все веселье и двойную порцию рома) матросы отправились по местам. Оркестр сэра Генри и несколько наших переселенцев — мисс Ист в их числе — остались, чтобы досмотреть представление до конца. Во время танца мы почти ничего не говорили, хотя, как всем известно, котильон создан для разговоров. Я едва его вынес.

Танец кончился; хотелось сказать — «наконец-то кончился», поскольку для меня это было скорее испытание, чем удовольствие. Кое-кто из пассажиров «Алкионы» попрощался с капитаном Андерсоном и отбыл, то же самое сделали и офицеры. Сэр Генри собрал свою супругу и огляделся. Леди Сомерсет решительно повела его по сходням. На кораблях тут и там гасли фонари. Капитан Андерсон, превратившийся в расплывчатую фигуру, стоял у грот-мачты, созерцая то, что несколько минут назад было бальным залом, словно пытался оценить нанесенный кораблю ущерб. Мисс Чамли направилась к сходням. Я отважился удержать ее за руку.

— Повторяю, я не в состоянии отпустить вас, не услыхав ничего, кроме пустых любезностей, которые вы могли бы сказать кому угодно! Задержитесь хоть на мгновение…

— Понимаете, я — Золушка, и мне пора убегать.

— Скажите лучше — умчаться в золотой карете.

— О, она превратится в тыкву!

С палубы «Алкионы» долетел сладкий голосок леди Сомерсет:

— Марион, дорогая!

— Тогда хотя бы скажите, что вы относитесь ко мне не так, как ко всем прочим!

Она повернулась ко мне, в сумраке засияли ее глаза; до меня донесся шепот — такой выразительный, каким только может быть шепот:

— Конечно, не так!

Она ушла.

(9)

У меня хлынули слезы. Боже мой, я — корабль, давший течь; корабль, который держался, но теперь раскололся сверху донизу. Ноги мои приросли к палубе — на этот раз, к счастью, не от страха. Будет ли у меня шанс? Не думаю. Разве что…

Капитан Андерсон повернулся ко мне, пробурчал: «Спокойной ночи, Тальбот», и собрался подняться по лестнице. Внезапно сверху спустился, или, пожалуй, упал, Деверель. Держа в руке лист бумаги, лейтенант приблизился к Андерсону и замер перед ним. Он ткнул бумагу в лицо капитану.

— Просьба об отставке… частное лицо… официальный вызов…

— Отправляйтесь спать, Деверель! Вы пьяны!

И тут, в полумраке, освещаемом далеким светом кормового фонаря, произошла самая необычная сцена: Деверель попытался сунуть бумагу капитану, но Андерсон отступил. Происходящее казалось глупой и несмешной пародией на догонялки или жмурки. Капитан, увертываясь, топтался вокруг мачты, а Деверель его преследовал. Не понимая, что Андерсон старается укрыться от возможного удара и удержать своего офицера от серьезного преступления, Деверель с криком «Трус! Трус!» продолжал преследование. За ним погнались Саммерс и мистер Аскью вместе с Гиббсом. Один из них врезался в капитана, и Деверель, подошедший вплотную, наконец-то настиг свою жертву. Неизвестно, было ли столкновение намеренным, но Деверель решил, что было, и торжествующе закричал, однако мгновенно исчез под кучей навалившихся на него офицеров. Капитан, тяжело дыша, прислонился к мачте.