В небе Молдавии - [22]

- Ну и ну! - восхищался младший лейтенант Суров. - Вот это самолет!

- Смотри, смотри, ребята, восходящий крутит, и все вверх, вверх прет, да еще иммельманом! А высотищу-то какую набрал! Не меньше тысячи...

Истребитель красиво закончил пилотаж, развернулся, выпустил шасси и пошел на посадку.

...Много лет прошло с тех пор. Немало мне пришлось встречаться с подлинными мастерами и "пилотягами", летать с ними.

Вряд ли можно найти летчика, который в душе не считал бы себя мастером пилотажа. Большинство из них скромны, рассказывать о себе не любят. Но случается...

- Лечу я на "брияке" - бахвалится один, - хвать "горку", хрясь "бочку" - залюбуешься...

Послушаешь другого, - право же, он единственный, непревзойденный! Такой уверяет, что резкий пилотаж - чуть ли не основа успеха в бою, а сам он - изобретатель "этакого чуда" и больших перегрузок. И невдомек ему, что всякое резкое действие в авиационном деле - элементарная безграмотность. Что касается "хвать" да "хрясь", то многие из нас еще на школьной скамье за такие "трюки" смотрели на нормальные полеты через решетку гауптвахты.

Многое пришлось повидать, испытать и мне самому. Все это забылось или почти забылось. А вот полет майора Иванова, уменье владеть самолетом, раскрыть его летно-тактические возможности, заставить летчиков поверить в новый истребитель - живы в памяти до сих пор.

Командир полка сел, зарулил на стоянку. Мы с Борисом Комаровым восхищенно проводили взглядом его "миг" и направились к своим самолетам. Наши "чайки" стояли рядом, готовые к отработке маршрутных полетов.

Полетное задание было простое. На первом отрезке маршрута до аэродрома засады ведущим шел я. Выскочили точно. Сюда только что подсело звено Столярова на боевое дежурство. Мы "пробрили" над их головами. Они приветливо помахали в ответ шлемами, а Ханин пригрозил кулаком. Качнув крыльями, мы взмыли горкой и легли на новый курс. На втором отрезке маршрута вел Борис.

Ведущему некогда любоваться красотами земли. Нужно ориентироваться. Земля под самолетом проносится живой картой: реки, дороги, населенные пункты. Их нужно отыскать, сличить с картой подлинной, чтобы не пролететь стороной.

В Комарове я не сомневался - он-то не заблудится, а потому спокойно любовался панорамой под крылом.

Хороша с птичьего полета бессарабская земля. Холмы, перелески, беленькие деревушки утопают в зелени, поля поделены на разноцветные лоскутки: зеленые, оранжевые, черные.

Но что это? От мотора отскочило облачко дыма. Или мне показалось? Взглянул на часы. Оставалось пять минут полета до второго поворотного пункта. Показания приборов были без отклонений. Спокойный гул мощного мотора, прозрачный диск винта, свист тугого воздуха (вот где по-настоящему ощущаешь, что он материален) - все привычно бодрило, не вызывало никаких опасений.

Снова мотор выплюнул облачко дыма. Самолет передернуло. Стрелка, показывающая давление масла, нервно затрепыхалась. Пока я соображал, в чем дело, произошло непонятное: мотор загрохотал, верхняя часть капота затряслась, как лист кровельного железа на ураганном ветру. Внутри что-то сильно стучало, да так, будто в бешено вращающиеся шатуны попала кувалда.

Несколько молниеносных автоматических движений - и я выскочил с бреющего полета вверх, сколько позволял запас скорости; выключил зажигание, перекрыл бензиновый кран и взглянул на милую землю, чтобы знать, куда падать.

К великому сожалению, она в этот момент была страшно неуютной. Серебристый ручеек, вдоль которого мы "брили", превратился в заросший овраг; слева возвышался крутой глинистый берег, справа к оврагу сбегали узкие поля, покрытые подсолнухом и кукурузой. Впереди белели хатки в садах и... кладбище, ощетинившееся крестами. Ни одного вспаханного поля, как того требует инструкция. Где приткнуться?

В таких острых ситуациях всегда смещается масштаб времени. Секунда расширяется до нужных человеку размеров, и много, очень много успевает он сделать в это мгновение. Но в то же время секунда остается величиной неизменной, как всегда, спешит, подгоняет. Промедление смерти подобно. Для летчика это - буквально.

В кабине запахло гарью. Желто-черные огненные языки выплеснулись откуда-то из-под капота, лизнули кабину, обдали жарким дыханием. Мотор, как издыхающий зверь, сильно "брыкнул" в предсмертной агонии и замер.

Наступила тишина. Удивительная тишина, какую ощущаешь, когда вдруг под мостом, услышав грохот летящего поезда, плотно заткнешь уши.

Самолет будто повис между небом и землей. Только упругое обтекание воздуха говорит о том, что в сгустке крылатого металла все-таки теплится жизнь. Он уже беспомощен, но еще послушен. Жаль, высота очень мала. Ее хватит только на небольшой доворот в сторону. Кусочек плотной земли - вот что мне сейчас нужно больше всего на свете.

Думается, нет на свете людей, более спокойно переносящих трагедии, чем летчики. И не от того, что это люди особого склада. Просто они никогда не забывают, что профессия их неизбежно связана с какой-то долей риска. Вот и теперь: кто знает, что скрывают кукурузные или подсолнечные стебли?