В небе Китая, 1937–1940 - [174]

Противовоздушная оборона японцев включилась в бой с большим опозданием. Несколько истребителей стали догонять паши Самолеты уже после того, как они легли на обратный курс и находились на 500–700 м выше их. Заградительный огонь противника практически не ощущался.

В дальнейшем наши бомбардировщики совершили несколько удачных вылетов в глубокий тыл противника.

Подготовку к полету было трудно скрыть. Обсуждение задания, определение цели и других моментов предстоящего полета было достоянием многих лиц китайского штаба. В комнатах, рас положенных на первом этаже, отсутствовали даже стекла на окнах.

Мы старались оградить себя от неожиданностей, неоправданных потерь, тщательно разрабатывали планы полетов. Учитывалось буквально все: погодные условия, состояние и тактические возможности самолетов, их загрузка, строй на маршруте (отвлекающий полет, полет с изломанной линией), заход на цель со стороны солнца и др. Для обеспечения скрытности налета применялись определенные приемы. Наметив для бомбежки ряд целей, часто расположенных далеко друг от друга, мы одновременно договаривались о возможных запасных объектах. Все это связывалось с прогнозом погоды, и не назначалось точной даты вылетов. В результате бомбовые удары были всегда неожиданными для врага. Мы наносили ощутимый урон противнику и избегали излишних жертв.

У японцев в то время на вооружении были истребители И-96 и И-97 (с неубирающимися шасси) и недавно появившиеся самолеты И-98. В одном из налетов на Ханькоу я участвовал в качестве штурмана экипажа и на высоте примерно 8000–8200 м видел японские истребители, встречавшие нашу группу. Отдельные истребители и даже небольшие группы имели очень оригинальную окраску: оранжевую, черную, голубую или пятнистую. У некоторых на бортах красовались какие-то крупные опознавательные знаки. Как потом выяснилось, это были самолеты японских асов. Внезапность и большая высота полета наших бомбардировщиков не позволяли более или менее значительному количеству японских истребителей атаковать нас над целью.

Полеты на объекты, расположенные в глубоком тылу противника, велись непрерывно. Газета «Правда» 15 октября 1939 г. писала: «Бомбардировкой уничтожено много японских самолетов, не успевших подняться в воздух. На японских военных складах вспыхнул большой пожар, продолжавшийся в течение трех часов». И далее: «По дополнительным сведениям, со слов очевидцев, стало известно, что китайская авиация во время налета на Ханькоу 14 октября уничтожила по меньшей мере 36 японских самолетов»[60].

Во время этого налета отдельным японским истребителям удалось атаковать наших бомбардировщиков над целью. В завязавшемся воздушном бою было сбито несколько японских истребителей.

Сдав самолеты китайским летчикам, мы какое-то время находились в стране в качестве дублеров-инструкторов. Принявший нашу эскадрилью майор Сюй часто откровенно делился с нами впечатлениями о войне. Оy в открытую говорил, что китайское командование не хочет вести активные боевые действия против японцев, опасаясь потерь самолетов.

После окончания переучивания китайское командование не стремилось поддержать летные экипажи в боевом состоянии. Не планировались и не проводились тренировочные полеты (взлет, полет по маршруту, бомбометание). Ввиду отсутствия барокамер не осуществлялись тренировки для высотных полетов.

Примерно в ноябре 1939 г. меня назначили комиссаром всех советских летчиков-добровольцев (официально — заместителем советника по авиации) и одновременно начальником штаба при советнике по авиации. В этой должности я отвечал за политическое просвещение, планирование и организацию боевой работы всех авиаторов, вел оперативный учет.

Простые китайские люди, которые окружали нас и работали вместе с нами, проявляли к нам чувства уважения и благодарности за оказываемую помощь. С ними мы находили полное взаимопонимание. У нас не было за это время ни одного инцидента с простыми китайцами.

Нам запомнились наиболее характерные случаи заботы китайцев. В холодные осенне-зимние дни мы просыпались от тепла специально поставленных в комнату жаровень с разогретыми древесными углями. Дело в том, что в окопные рамы вместо стекол вставлялась марля, поэтому температура помещения без обогрева была та же, что и на улице. В отдельные же дни температура воздуха достигала 4–8° тепла, а иногда падала и до нуля. Китайцы до рассвета разогревали докрасна металлические чашеобразные жаровни с древесным углем и бесшумно заносили их в комнаты.

Общение с китайским персоналом было, конечно, своеобразным. Языка мы познали, попытка изучить китайский язык не всем удавалась. Мы объяснялись жестами, мимикой, отдельными заученными словами. Китайцы очень трудолюбивый парод, мы их почти не видели отдыхающими. У них всегда полно дел: они убирали помещения, меняли белье, стирали, гладили, готовили древесный уголь, убирали территорию — и все это без каких-либо команд, по заранее заведенному порядку.

Однажды был такой случай. Обычно за 15–30 минут до завтрака нашего врача П. В. Чуганова приглашали в столовую для взятия пробы. Он выполнял свою обязанность, вместе с нами завтракал и выезжал на аэродром. На этот раз спустя примерно 30–40 минут после приезда неожиданно на аэродроме появилась легковая автомашина и повар нашей столовой. Нас это удивило. Оказывается, несколько наших людей не позавтракали. Учет на раздаче пищи был простейший: на подоконнике стояло два высоких стакана, в одном из них находились палочки длиной 250 мм. При выдаче пищи повар перекладывал эти палочки из одного стакана в другой. И вот после окончания завтрака, когда все ушли, он обнаружил, что в стакане осталось несколько палочек. Обеспокоенный повар поспешил на аэродром, чтобы накормить этих товарищей. Конечно, после этого случая мы не допускали таких промахов.