В нашем доме на Старомонетном, на выселках и в поле - [113]
Фундаментальные результаты работ стационара.
Постепенно территория заповедника стала мне и моим коллегам знакома в подробностях, были получены довольно длинные ряды наблюдений. Для многих из нас насущной стала потребность выхода на более обширные пространства, потребность территориальных сопоставлений. К сожалению, серьезной программы, которая позволила бы осуществить эту потребность, не появилось. Вероятно, потому, что Давид Львович, понимавший наши устремления, оставил пост руководителя стационара. Но и потому, что гидрологи, возглавившие стационар после ухода Д. Л. Арманда, а затем и Ю. Л. Раунера, были слишком привязаны к своим «недвижимым» стоковым площадкам, испарителям и т. п. Климатологи без Раунера утратили интерес к стационарным работам, сравнительно-географические сопоставления тепло-балансовых данных их тоже не привлекали. Словом, сочетание объективных и субъективных обстоятельств привело к снижению активности исследований прежнего типа. Кстати сказать, с такой ситуацией приходилось сталкиваться участникам работ и на других географических стационарах – их исследования постепенно с неизбежностью становились рутинными, люди теряли интерес, нужно было держать паузу и придумывать что-то новое.
Таким новшеством для нашего стационара в середине 1970-х гг. стало включение в программу исследований различных проблем социально-экономического развития Курской области. Эти работы, пожалуй, нельзя называть стационарными в том смысле, каким это слово было наполнено прежде. Но в них эффективно использовались результаты, полученные за предшествующие годы классических стационарных исследований. Одним из итогов поворота стала «Территориальная комплексная схема охраны природы Курской области»[16], изданная в виде книги с серией разнообразных карт природного и социально-экономического содержания. Возникла и еще одна новая тема – геосистемный мониторинг. Она была более органично связана с предшествующими исследованиями. Но объектами мониторинга стали не только природные, но и природно-антропогенные геосистемы.
Вся эта новая тематика получила и новое рамочное название – исследования по программе «Курская модельная область». Однако описание этого и последующих этапов жизни стационара требует отдельного очерка.
Но один результат расширения тематики работ упомянуть хотелось бы. Тем более, что этот результат заключает в себе и социальное, и естественнонаучное содержание.
По соседству с территорией заповедника располагались поля тогдашней зональной сельскохозяйственной опытной станции. Таких станций в стране было довольно много. Их задачи были преимущественно агрономическими – испытывать новые подходящие для зоны и региона сорта сельскохозяйственных культур и подбирать соответствующие агротехнические приемы их возделывания.
Курской зональной станцией руководил милейший человек по фамилии Орлов. Во время войны он служил высокопоставленным интендантом – ему, в частности, пришлось обеспечивать питанием участников Потсдамской конференции. Это был хлебосольный хозяин. Мы сотрудничали с научным отделом станции. И когда к нам на стационар приезжали именитые гости, мы просили директора станции показать свои владения и устроить нам «полевой обед». Вот во время одного из таких обедов мы и узнали о продолжающихся на станции опытах по решению агрономических задач в духе идей Трофима Денисовича Лысенко – любимого учителя директора станции. Эти опыты директор проводил сам, никого не принуждая в них участвовать и никому не мешая заниматься своим делом.
Первый многолетний опыт проводился с кукурузой. Директор мечтал сделать ее морозоустойчивой. Для этого он с осени мучил проростки растений в термостатах при температуре, близкой к нулю или слегка отрицательной. А потом, в конце зимы высаживал их в открытый грунт. И делал это всегда в один и тот же день – 23 февраля. Он был уверен, что в этот высокочтимый им день Красной Армии проростки будут чувствовать себя очень хорошо. Опыт не был успешным, но директор не сдавался.
Фундаментальные результаты работ стационара.
Второй опыт имел целью сделать колос пшеницы похожим на метелку костра безостого. Это здорово повысило бы ее продуктивность. Способ предлагался простой – оплодотворять цветущую пшеницу пыльцой костра. Опыт тоже не удавался, но директор не оставлял попыток.
Обеды всегда сопровождались рассказами директора об этих опытах. После рассказа о втором опыте гости вначале обычно выражали удивление и недоумение, начинали разговор о генетике и видообразовании. Директор слушал их снисходительно. А потом брал со стола стакан и спрашивал: «Кто сможет его собрать снова после того, как я разобью его вдребезги, на мельчайшие гены? – и продолжал. – То-то же, вот и из ваших генов нельзя собрать растение». На этом дискуссия заканчивалась.
Нужно сказать, наследие Лысенко обнаруживалось на станции не только в опытах директора. Там росли своеобразные лесополосы, давно посаженные квадратно-гнездовым лысенковским способом. Они имели странный вид – это были куртины невысоких деревцев, напоминающих порослевые дубовые кусты в недавно вырубленных байрачных лесочках. Об этих куртинах Давид Львович Арманд, знаток полезащитных лесных полос, говорил: «Не хотят самоизреживаться по заветам Трофима Денисовича».
