В нашем доме на Старомонетном, на выселках и в поле - [110]
Уникальная целинная луговая степь и сформировавшиеся под ней черноземы привлекали в заповедник множество коллег и служили постоянным объектом научных экскурсий и учебных практик. В степи и в дубраве для этих целей существовали стационарные демонстрационные площадки и большие почвенные разрезы. Их посещали и студенты, и профессиональные исследователи. Часто появлялись иностранные коллеги, особенно по случаю проведения международных конференций и семинаров. Помню визиты делегаций, связанные с Международным почвенным конгрессом. В его организации активно участвовал наш Институт. Поэтому перед проведением экскурсии участников этого конгресса к нам на стационар специально приехал Виктор Оганесович Таргульян. Он признался, что прежде не описывал черноземы и захотел посмотреть демонстрационные разрезы. Мы вместе пошли в дубраву и подвели его к разрезу. Тут он попросил оставить его одного и зайти за ним через час. Приходим и видим – он сидит на краю разреза и смотрит на его трехметровую стенку. Оказалось, он еще не спускался в разрез и объяснил нам, что перед тем, как начать описание, ему необходимо получить достаточно глубокое эмоциональное впечатление от визуального постижения новой для него почвы. Потом, уже при нас последовал классический подробный осмотр стенки с ее ковырянием, взятием образцов, описанием. Это был необычный и полезный для нас урок – нам предлагалось научиться смотреть, проникаться увиденным и осмысливать его прежде, чем прикоснуться к объекту изучения.
На стационаре я работал почти десять лет. Это были насыщенные, интересные годы. С первых месяцев, когда я в роли начальника ландшафтного отряда, состоявшего всего из двух человек – Д. Л. Арманда и меня – очутился в заповеднике, началось интенсивное обучение. Друзья-коллеги сначала надо мной посмеивались. Ну и отряд – руководитель стационара да один сотрудник, лаборантов нет, собственной программы не видно. Но со временем, осмотревшись, программу мы придумали, сотрудников и лаборантов в отряде появилось достаточно. А немного погодя в наши дела оказались вовлечены почти все отряды стационара.
Множеству самых разных вещей я учился у Давида Львовича. Способу рассчитать суммы прямой солнечной радиации, приходящей на склоны разной крутизны и экспозиции. Соответствующую формулу он вывел сам, просидев над тригонометрическими выкладками несколько часов и приговаривая «люблю эту волшебницу тригонометрию». Составлению карт экспозиций и уклонов по топографическим картам. Изготовлению схемы расположения аэрофотоснимков на территории стационара в виде складной книжечки, которую можно положить в полевую сумку или в карман, а вынув – не перелистывать, а раскрыть сразу в нужном месте, получив изображение территории в нужном формате: от А5 до А3. Учился пониманию принципов размещения полезащитных лесных полос. Умению читать эрозионный рельеф по картам и различать все его естественные и антропогенные формы в поле. Тогда же я узнал, что усвоенное еще в школе объяснение В. В. Докучаева насчет происхождения балок из оврагов – ошибочно.
Памятны научно-житейские уроки Давида Львовича, их характерные простота и рациональность. Обычно они были нацелены на снижение моей «младенческой пафосности». Часто это были короткие комментарии к типическим ситуациям, хорошо запоминающиеся благодаря их отточенной, нередко афористической форме. Так, однажды застав меня среди ночи за составлением подробного проекта резолюции чуть ли не всесоюзного совещания по проблемам стационарных исследований, Давид Львович мягко посоветовал мне закругляться поскорее и отправляться спать. «Саша, – сказал он мне – резолюции, как покойники: все очень беспокоятся пока их выносят и успокаиваются когда вынесут».
Научился я и подделывать подпись Арманда – по его же просьбе. Однажды ребята в выходной день собрались съездить в город, чтобы посмотреть какой-то фильм. Составили нужную петицию. Недоставало только подписи руководителя стационара. Я, как начальник отряда, пошел к Давиду Львовичу. Он в этот момент стирал в казенном цинковом тазике свою одежду, его руки были по локоть в мыле. Внимательно посмотрев на меня, Давид Львович спросил: «Вы еще не научились изображать мою подпись?» Увидев мое смущение, добавил: «Пожалуйста, научитесь и с такими пустяшными бумагами ко мне не приходите».
Постоянно что-то новое, подчас весьма неожиданное, я узнавал у моих коллег. Помню, едва мы в июне 1964 г. встретились с приехавшим не месяц ранее моим однокурсником и тоже стажером-исследователем нашего Института Романом Злотиным, как он показал мне баночку, полную очень мелкой коричневатой крупы или порошка. Это были экскременты зеленой дубовой листовертки. Весенние вспышки численности этого листогрыза создавали совершенно особый не только световой, но и геохимический режим развития нижних ярусов дубравы, особенно напочвенного покрова. Это выяснилось позже, как и особенности пространственного размещения очагов скопления листовертки, циклы развития, роль в общем продукционном процессе. А сначала была догадка, возникшая после того, как поставив раскладной столик под деревом, Роман наутро увидел на нем тонкий слой какого-то порошка. Сообразив его происхождение, Роман предположил, что тема заслуживает специального исследования. И оказался прав.
Дневники Максимилиана Маркса, названные им «Записки старика» – уникальный по своей многогранности и широте материал. В своих воспоминаниях Маркс охватывает исторические, политические пласты второй половины XIX века, а также включает результаты этнографических, географических и научных наблюдений. «Записки старика» представляют интерес для исследования польско-российских отношений. Показательно, что, несмотря на польское происхождение и драматичную судьбу ссыльного, Максимилиан Маркс сумел реализовать свой личный, научный и творческий потенциал в Российской империи. Текст мемуаров прошел серьезную редакцию и снабжен научным комментарием, расширяющим представления об упомянутых М.
В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.
Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.
Книга задумана как документальная повесть, политический триллер, основанный на семейных документах, архиве ФСБ России, воспоминаниях современников, включая как жертв репрессий, так и их исполнителей. Это первая и наиболее подробная биография выдающегося общественного деятеля СССР, которая писалась не для того, чтобы угодить какой-либо партии, а с единственной целью — рассказать правду о человеке и его времени. Потому что пришло время об этом рассказать. Многие факты, приведенные в книге, никогда ранее не были опубликованы. Это книга о драматичной, трагической судьбе всей семьи Александра Косарева, о репрессиях против его родственников, о незаслуженном наказании его жены, а затем и дочери, переживших долгую ссылку на Крайнем Севере «Запомните меня живым» — книга, рассчитанная на массового читателя.
Эта книга о трагической судьбе талантливого советского зодчего Мирона Ивановича Мержанова, который создал ряд монументальных сооружений, признанных историческими и архитектурными памятниками, достиг высокого положения в обществе, считался «архитектором Сталина».
«Мне некого было винить, кроме себя самой. Я воровала, лгала, нарушала закон, гналась за кайфом, употребляла наркотики и гробила свою жизнь. Это я была виновата в том, что все мосты сожжены и мне не к кому обратиться. Я ненавидела себя и то, чем стала, – но не могла остановиться. Не знала, как». Можно ли избавиться от наркотической зависимости? Тиффани Дженкинс утверждает, что да! Десять лет ее жизнь шла под откос, и все, о чем она могла думать, – это то, где достать очередную дозу таблеток. Ради этого она обманывала своего парня-полицейского и заключала аморальные сделки с наркоторговцами.