В начале всех миров - [8]

Я ж на мгновенье не могу избыть

Все наши «да» и «нет», все «или-или»

И «быть – или не быть».

Плохая недоношенная рифма.

Я говорю давно сама с собой

О том, как я бреду, сбиваясь с ритма,

И осмеет – любой.

Но мне вас не хватает высочайше.

Глубинно и бестрепетно храню

В душе, как в чаше, – несравнимость вашу —

Ни тлену – ни огню.

Эпилог

Заполошная бабочка.

На огонь! На огонь!

На свечу ли? На лампочку?

«Не упрямься. Не тронь».

Только гости незваные

Ослепленно летят.

Одинокие, странные,

Всюду люди сидят.

На верандах и в комнатах

Все не гасят огни,

Все вздыхают о ком-то…

«Не упрямься. Усни.

Не гляди без участия:

Так сгоришь и в тени.

Надави выключатель,

Фитилек приверни.

Крылья – воспламеняемы!»

Но не внемлют они.

Зона Воспоминания.

– Затяжные огни!

На свечу ли? На лампочку?

– На огонь! – На огонь!

Сумасшедшая бабочка,

Образумься. Не тронь.

Старение Дарья Бухарова. г. Санкт-Петербург – г. Москва

От автора:

Живу на два города. Пишу в поездах. Не верю печатному слову, не думаю о будущем. Люблю командовать, мистифицировать реальность и не спать по ночам.

© Бухарова Дарья, 2016

«В мой лингвистический паспорт вписано столько…»

В мой лингвистический паспорт вписано столько

Слов-паразитов, что к черту всякие смыслы.

Скука трехглавая жрет с трех сторон без соли,

Жамкает, сука, слюняво моими мыслями.

К черту.

Я не выбирал таблетку и не подписывал

Кровью, что обязуюсь – в петлю по пятницам,

Хватит, свали в туман и оттуда визгами

Жалуйся, сколько хочешь, что вся жизнь катится

К черту.

Слышишь, вселенная, думаешь, я забавный?

Ночью, когда мну сердце сухой ладонью,

И, пока день сползает к вечеру плавно,

Делаю вид, что я в норме, просто спросонья.

К черту.

Я не устал, я просто слегка оплавлен,

Как подожженный кончик шнурка из кожи.

Мне двадцать три, я уверен, что в полном праве

Ныть уже года два: вот я был моложе…

К черту.

«Теперь я сплю на краю кровати…»

Теперь я сплю на краю кровати,

Как будто ближе к дверным проемам,

Как будто дальше от злых объятий —

В стенных перчатках квадратов дома,

Углов и гладких обоев в клетку.

Теперь я кутаюсь в одеяло,

Так, чтоб дышать – словно двигать камни,

И через ткань не глядеть в усталый

Проем окна, черно-бело-рамный,

Закрытый плотно стеклом и сеткой.

В ушах – шуршание каждой ночью,

Я, крепко жмурясь, сверяюсь с пульсом.

Все пережитое – сна источник,

Хотел проснуться бы – не проснулся!

Полет нормальный – но путь опасный…

И в полусонном бреду рассветном

Звон истерично сознанье лижет.

И: одеяло – глушить звук вредный,

И: самый край – так тянуться ближе,

И вся поэзия страха – сказки.

«Ой, а помнишь, никто не стоял над душой?..»

Ой, а помнишь, никто не стоял над душой?

Не плевал тебе в душу. И пальцами сердце не лапал.

Слышишь, помнишь? Теперь-то ты тоже, конечно, другой,

И другие – другие. И страхи так приторно пахнут.

Когда ты ускользаешь от всех, притворяясь больным,

Ищешь чувство покоя, крутясь на постели измятой,

То не веришь, что все это было когда-то другим,

Это – боль, это – стыд. И чуть-чуть несмываемых пятен.

А теперь ты уже не уверен, что было, что нет.

Все смешалось – и ты помешался, и ты разложился

На десяток историй, цветных, как изломанный свет

Через призму из лжи. И ты даже, наверно, смирился.

Не смотри. И не думай. Я зря потревожил зверей,

Так спокойно сопевших внутри, у лазейки наружу.

Помнишь, как тебе было легко? Помнишь? Знаешь… забей.

Хватит помнить. И – я умоляю тебя – хватит слушать.

Умение драматизировать

Мне не приходилось бежать за воздушным змеем,

Мой китайский фонарик сгорел на взлете,

На мягких подушках из ветром вырванных перьев

Я разлагаюсь, точа об обои когти.

Не строил шалаш на ветках толстого клена,

Не рисовал зеленкой котов на икрах.

Я жег в керосине жуков у ручья под домом

И пропустил все злые детские игры.

Мне не приходилось лежать и смотреть на звезды,

Там, где я жил, у меня был Луны кусочек.

А через щели Солнце пугало монстров

С черной стены пунктиром рыженьких точек.

Я иногда забываю скрипеть и злиться,

Я столько лет провел на листах тетрадных.

Я воплощаю упадок: убью за пиццу

И за любовь. Но за пиццу – вдвойне приятней.

«Кажется, раньше – память уже не та…»

Кажется, раньше – память уже не та,

Я плохо помню, но знаю наверняка —

Все проблемы решались прыжком с моста

Или хотя бы жаждой того прыжка.

Нет, все, правда, было как-то легко,

Раз – пожелал, и твои кошмары истлели,

Даже неважно, насколько шутя, и кто

Был свидетелем этим жалких истерик.

Ну а теперь – хочешь сорвать замки,

Глянуть через перила узкой Фонтанки,

Только здесь – знаешь – нет ни твоей реки,

Ни веры в магию этой самообманки.

Кажется, раньше – память уже не та,

Подводит, наверное, верить в такое сложно —

Все проблемы решались прыжком с моста,

Воображаемым плеском и мокрой кожей.

«Инспектор по делам этого мира…»

Инспектор по делам этого мира,

Приезжай, пора навести порядок.

На главном канале в прямом эфире

Скажи, что комиссия уже в сборе.

Что всем на орехи…

Зря?

Но мир выглядит более чем тревожно.

Даже зеркалу нужно увидеть допуск,

Прежде чем отображать кислую рожу.

Правда проворовалась до истощения.

Стены черепа больше не держат крышу,

Каждый греет сердце отросшей шерстью,

Но бреется гладко.

Инспектор, слышишь?

Инспектор, есть там в вашей конторе