В Мраморном дворце - [15]
Глава VI. 1903–1905. Две зимы в Ливадии и одна в Павловске
Осенью 1903 года врачи объявили, что я по состоянию здоровья не могу провести зиму в Петербурге, и решили отправить меня в Крым. На южном берегу Крыма, в имении государя Ливадия, мы поселились целой компанией: Иоанчик, я, наш воспитатель М.И. Бородин, его жена, наш лакей Анисимов и его помощник Спиридон; а также повар, кухонный мужик и горничная Бородиных. Две ночи мы ехали в поезде до Севастополя, а от Севастополя, через Байдарские ворота, на лошадях до Ливадии. У Байдарских ворот перед нами развернулась дивная картина: Черное море во всем своем величии, это громадное водное пространство, скрывающееся за горизонтом. От Байдарских ворот дорога спускалась зигзагами и, далеко еще не доходя до моря, тянулась вдоль него до самой Ливадии. Мы приехали вечером, в темноте, выехав из Севастополя после завтрака.
Нам отвели дом высших чинов охраны, он был расположен непосредственно над верхним шоссе. Это был прекрасный дом из серого крымского камня. Он был светлый, уютный, обставленный удобно и просто. Перед домом была площадка, покрытая мелким серым гравием, который как-то особенно шуршал под колесами экипажей. Этот звук мне помнится еще и сейчас.
Весь наш день проходил строго по расписанию. На наше здоровье было обращено особое внимание. Каждое утро приходил ливадийский врач, Пантюхин, пресимпатичный человек, и выслушивал нас. Он очень часто нас взвешивал и следил за нами. После утреннего чая или кофе с вкусным серым хлебом, называвшимся “докторским”, мы прогуливались по площадке перед домом, после чего начинались уроки, которые продолжались до завтрака. К нам ездили преподаватели Ялтинской мужской гимназии. Мы с Иоанчиком занимались отдельно друг от друга: было решено, что для каждого из нас так будет лучше. В переменах между уроками мы выходили на двор. Завтракали и обедали мы с Бородиными, и жене воспитателя мы обязаны были целовать руку, чтобы приучиться к хорошим манерам.
После завтрака мы ездили верхом или шли гулять. Ездили мы на наемных лошадях, которые были совсем приличны. После прогулки пили чай и принимались за приготовление уроков, вплоть до обеда. После обеда мы обыкновенно бывали свободны. Перед сном снова прогуливались по площадке. Бородин был прекрасный администратор, воспитатель и преподаватель. Он замечательно наладил наши занятия и весь наш обиход. Сам он преподавал нам русский язык и литературу.
В январе 1904 года мы были, как громом, поражены известием о начале русско-японской войны. Как-то вечером к нашему дому подошла толпа манифестантов из Ялты, и мы должны были выйти на балкон и раскланиваться перед ними. На балкон вынесли лампу, чтобы осветить нас с Иоанчиком. Конечно, кругом все только и говорили о войне. Когда в начале апреля было получено известие о гибели адмирала Макарова и чудесном спасении Кирилла Владимировича, мы послали телеграмму великому князю Владимиру Александровичу и Марии Павловне.
Когда вечерами мы ходили гулять, Бородин обычно шел вместе с нами. Он был разносторонне развитым человеком, но, как у человека не нашего круга, у него на многие вещи были другие взгляды, что, разумеется, влияло на наше воспитание. Под влиянием этих взглядов Иоанчик написал как-то письмо сестре Татиане о том, что она должна поступить на курсы. Дяденька, узнав об этом, возмутился и сделал Иоанчику строгое письменное внушение.
Весной у нас были экзамены. Приехала целая комиссия, которая торжественно заседала в столовой. Среди других был генерал Завадский из Петербурга; председательствовала тетя Стана, впоследствии жена великого князя Николая Николаевича.
Время перед экзаменами было довольно тяжелым. По каждому предмету приходилось подготовляться несколько дней. К нам приезжали учителя, и мы зубрили при их помощи. Зато как приятно было, когда это горячее время кончилось. Я отвечал, в общем, хорошо, и мы благополучно перешли из шестого класса в седьмой.
В мае месяце, по окончании учебного 1903/04 года, мы поехали домой в Петербург. Ехали на лошадях через Ай-Петри до Бахчисарая. Это было длинное путешествие. Выехали утром, завтракали на Ай-Петри и к вечеру приехали в Бахчисарай. С Ай-Петри открывался дивный вид, но на него был очень тяжелый подъем. Зато от Ай-Петри до Бахчисарая шла прямая, гладкая дорога степями, покрытыми цветами. Я помню целые поля маков.
Мы осматривали Бахчисарай и видели знаменитый фонтан, воспетый Пушкиным. Я снял его своим аппаратом. Мечеть в Бахчисарае нам показывал мулла в зеленой чалме. Мы обедали на вокзале. Мне помнится, что за обедом мы получили телеграмму от родителей, в которой было сказано, что убит (на русско-японской войне) конногвардеец Зиновьев, племянник фрейлины матушки баронессы Софии Николаевны Корф.
Две ночи мы ехали до Петербурга. На Николаевском вокзале нас встретили родители. Мы не виделись с сентября месяца, и как радостно было снова увидеть их. В Мраморном у нас больше не было комнат, а потому мы поселились в дедушкиных комнатах. Мы долго, несмотря на прекрасную погоду, не переезжали в Стрельну. Бабушку, слепую и больную, решили не трогать и оставить в Мраморном. Так она больше никогда и не выехала из Мраморного дворца, прожив в нем безвыездно с 1903 года по 1911-й, до самой своей смерти.
Двести пятьдесят дней длилась героическая оборона Севастополя во время Великой Отечественной войны. Моряки-черноморцы и воины Советской Армии с беззаветной храбростью защищали город-крепость. Они проявили непревзойденную стойкость, нанесли огромные потери гитлеровским захватчикам, сорвали наступательные планы немецко-фашистского командования. В составе войск, оборонявших Севастополь, находилась и 7-я бригада морской пехоты, которой командовал полковник, а ныне генерал-лейтенант Евгений Иванович Жидилов.
Книга американского журналиста Питера Даффи «Братья Бельские» рассказывает о еврейском партизанском отряде, созданном в белорусских лесах тремя братьями — Тувьей, Асаэлем и Зусем Бельскими. За годы войны еврейские партизаны спасли от гибели более 1200 человек, обреченных на смерть в созданных нацистами гетто. Эта книга — дань памяти трем братьям-героям и первая попытка рассказать об их подвиге.
Предлагаемый вниманию читателей сборник знакомит с жизнью и революционной деятельностью выдающихся сподвижников Чернышевского — революционных демократов Михаила Михайлова, Николая Шелгунова, братьев Николая и Александра Серно-Соловьевичей, Владимира Обручева, Митрофана Муравского, Сергея Рымаренко, Николая Утина, Петра Заичневского и Сигизмунда Сераковского.Очерки об этих борцах за революционное преобразование России написаны на основании архивных документов и свидетельств современников.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга о великом русском ученом, выдающемся физиологе И. П. Павлове, об удивительной жизни этого замечательного человека, который должен был стать священником, а стал ученым-естествоиспытателем, борцом против религиозного учения о непознаваемой, таинственной душе. Вся его жизнь — пример активного гражданского подвига во имя науки и ради человека.Для среднего школьного возраста.Издание второе.
В этом романе читателю откроется объемная, наиболее полная и точная картина колымских и частично сибирских лагерей военных и первых послевоенных лет. Автор романа — просвещенный европеец, австриец, случайно попавший в гулаговский котел, не испытывая терзаний от утраты советских идеалов, чувствует себя в нем летописцем, объективным свидетелем. Не проходя мимо страданий, он, по натуре оптимист и романтик, старается поведать читателю не только то, как люди в лагере погибали, но и как они выживали. Не зря отмечает Кресс в своем повествовании «дух швейкиады» — светлые интонации юмора роднят «Зекамерон» с «Декамероном», и в то же время в перекличке этих двух названий звучит горчайший сарказм, напоминание о трагическом контрасте эпохи Ренессанса и жестокого XX века.