В море дьявола - [7]

Ничухин в недоумении вернулся в каюту, ослабевшими руками натянул на себя новую рубашку и, теряясь в догадках, стал красться к камбузу.

… А на камбузе Ничухин вдруг обнаружил такую чистоту и порядок, какие ассоциировались только со словом идеально. Чистота и порядок были настолько идеальны, что это СРАЗУ ЖЕ БРОСАЛОСЬ В ГЛАЗА. При Ничухине такого не было никогда. Куда-то исчез большой ржавый ящик — самое главное гнездо всех тараканов на корабле — в который он швырял вечно грязные полотенца и поварские куртки. Чистые вещи были сложены аккуратной стопочкой на полке у двери. Постоянно липкое от грязи мусорное ведро было надраено снаружи и изнутри до неправдоподобно ослепительного блеска. Кафель под ногами и переборки прямо-таки поражали непривычной чистотой. Даже тарелки белели как-то веселее обычного.

Ничухин оторопело заглянул в холодильник. Из него исчезли все полуфабрикаты, которые он с вечера заготовил на завтрак и обед.

«Значит… — растерянно подумал он, — сожрали ночью!»

Так, значит это все-таки был не сон. Значит, все было НА САМОМ ДЕЛЕ. Ничухин справился с этим соображением, затем тяжело вздохнул, решая, с чего бы начать рабочий день, да и стоит ли его начинать вообще?

… Внезапно дверь камбуза с треском отворилась, и в проеме возникла зловещая тень вахтенного матроса.

Ничухин стремительно побледнел. Ему показалось, что он попал в коварную западню, и что в окна камбуза, как уэллсовские морлоки, сейчас полезут обезумевшие матросы, мотористы и штурманы во главе с ведьмой-уборщицей и привидением-капитаном, а вахтенный сейчас снова схватит нож для разделки мяса и натурально станет рубить Ничухина в мелкую капусту.

— Привет, Ничухин, — неожиданно мирно сказал матрос. — Еле тебя добудился — ты почему заперся?

И он ухмыльнулся. Ничухину вдруг прекрасно стало понятно его разочарование — обычно вахтенный будил его, выплескивая ему под одеяло стакан ледяной воды.

Ничухин молчал, насупившись. А что он должен был сейчас сказать? Матрос проскользнул мимо попятившегося в ужасе Ничухина к столу, достал с полки батон хлеба. Затем взял из ящика нож, отрезал от батона два больших ломтя и принялся густо намазывать их томатной пастой из холодильника — эту процедуру он проделывал каждое утро. Наконец он поднял глаза на затаившегося Ничухина и только тут почуял неладное.

— Ты чего это, Ничухин… — подозрительно спросил он, приглядываясь. Не заболел ли случаем?

Ничухин усиленно соображал. Судя по всему, эта история принимала непредвиденный оборот. Матрос или притворяется, или же ничего не помнит.

— Ничего… — наконец выдавил он из себя. — Все в порядке.

— В порядке? — удивился матрос, начиная, кажется, принюхиваться. — Да ты погляди на себя!

Ничухин отступил вглубь камбуза и оказался в тупике. Бежать было некуда, а под рукой не оказалось совершенно ничего, что могло бы сойти хоть за какое-то оружие. И тут его прорвало.

— Да это ты НА СЕБЯ погляди! — заорал он. — Ты, УБИЙЦА!

Матрос отшатнулся от Ничухина и выпучил глаза.

— Что-о?! — протянул он испуганно. — Какой убийца?

Ничухин не унимался.

— Да ведь это же ТЫ меня хотел прирезать меня сегодня ночью! — вопил он. — Ты! И ты думаешь, что я ничего не помню? Все вы — банда живодеров, вот вы все кто!

Матрос выронил нож из рук и в легкой панике прижался к переборке.

— Ночью? — задрожавшим голосом проговорил он, словно стал о чем-то догадываться. — Прирезать?!

— Прирезать! — Ничухин сбавил тон, но злость только усилилась. — Не притворяйся, убийца! А все вы — живодеры! Я так просто не сдамся!

Матрос еще похлопал глазами, а затем вдруг хихикнул.

— Ну и дурак же ты, Ничухин!

Он нагнулся к полу, подобрал нож, швырнул его в стол, а ящик закрыл. Готовые бутерброды он держал в руке.

— Дурак ты! — повторил он. — Никто резать тебя не собирался. Шутка это была. Понимаешь — ШУТКА!

Ничухин подумал, что ослышался. Он снова припомнил занесенный над своей бедной головой огромный нож — а ведь этот нож держал в руках именно он, этот самый матрос! Вспомнил переполненные ненавистью и каким-то непонятным страхом глаза обезумевших людей. Да-да, именно ОБЕЗУМЕВШИХ! Вспомнил он и свернутое в жгут полотенце-удавку… Вспомнил и много чего другого. И наконец, он ВСПОМНИЛ ВСЁ.

— Да не-ет, ТАК не шутят!

Матрос дернулся, затем презрительно сплюнул Ничухину под ноги и недовольно процедил:

— Да паш-шел ты!

Он быстро выскочил из камбуза, унося на мостик бутерброды — этот импровизированный завтрак для себя и штурмана. А Ничухин долго еще глядел в растерянности на захлопнутую матросом дверь и усиленно размышлял. И размышления эти были так глубоки, как не были глубоки никакие его размышления в жизни по любому поводу. Он попытался было вникнуть в смысл сказанного проклятым матросом насчет шутки и никак не мог вникнуть. «Да разве ж так шутят?» — в который раз спрашивал он сам себя и неизменно приходил к ответу: ну конечно же, НЕТ! То, что произошло утром, в четыре часа по местному времени, на шутку никак не походило. Что-то во все этой истории было не так. СОВЕРШЕННО НЕ ТАК. И мало-помалу Ничухин стал понимать, в чем именно тут было дело.

Да, растерянно подумал он — дело было именно в нем, и ни в ком больше. И даже это гадкое МОРЕ ДЬЯВОЛА хоть и играло тут свою роль, но роль эта была вовсе не первой. Это была вторая роль. Что-то было этой ночью, что-то произошло, и все эти сказки про таинственное море и всемогущих призраков, населяющих его — это вовсе НЕ СКАЗКИ, но гвоздем всей программы был именно он, Ничухин — САМЫЙ ПАРШИВЫЙ КОК НА СВЕТЕ!