В Милуоки в стикбол не играют - [54]

Гуппи, зовя на помощь и спотыкаясь, выходит из дома и спускается по ступенькам. Он прицеливается поверх «субару» и таки стреляет. Сбитые с толку копы бросаются через дорогу к Гуппи. Макклу, не жалея покрышек, мчится по дорожке и разворачивается на сто восемьдесят градусов. Копы застывают на месте. Часть бежит к своим машинам. Другие бегут к Гуппи. Макклу устремляется в ночь. Копы за ним, пронзительно крича в свои рации про сумасшедший побег Дилана Клейна в угнанном «субару».

Хватающий воздух Гуппи разыгрывает потрясение, шок. Бормочет что-то про больницу, «скорую помощь» и о том, что Клейн упоминал о бегстве к границе. Новые крики по рации. Вызывают «скорую помощь». На дорогах выставляют заграждения. Гуппи теряет сознание. В ночном воздухе господствует вой сирен. Подъезжает «скорая». Гуппи кладут на носилки, закатывают в машину и увозят в городскую больницу Риверсборо. Когда «скорая» отъезжает, один детектив спрашивает другого, следует ли обыскать дом. Старший детектив ненадолго задумывается. Отклоняет эту идею. У них будет достаточно времени, чтобы собрать улики после того, как Клейн будет пойман. Он подзывает полицейского в форме и приказывает обнести территорию лентой и выставить охрану. К тому времени, как полицейский в форме начинает натягивать по периметру участка ленту, я уже выскользнул через заднюю дверь.

Мои фантазии резко обрываются, когда начинается настоящая стрельба. Три выстрела кажутся тысячью, когда ты сидишь один в темноте. Я не знаю, как и кому молиться, но мне удается изобразить что-то похожее. В стрельбе наступает затишье, и я слышу крики Гуппи о помощи. Открываю дверцу чулана. Внезапно мне кажется, что тут, внутри, не так уж и плохо. Я готов бежать. Задняя дверь открыта. Холодный свежий воздух кажется мне сладким. Я бегу. Когда я останавливаюсь, чтобы сделать новый вдох, ограда двора позади дома Гуппи остается только в памяти. Получилось. Будь я проклят, план Джона сработал. Но еще никогда в жизни я не чувствовал себя таким голым, как сейчас.

Когда я добрался до «Старой водяной мельницы», звук сирен был уже едва слышен. Полиции здесь не видна. Из удобной тени я наблюдал, как люди входят и выходят из гостиницы. Дела в «Старой водяной мельнице» шли как обычно – убили кого или нет. Даже в маленьких городках все забывается быстро. Жизнь продолжается. Мне это показалось кощунственным. Может, подумалось мне, именно в этом и кроется причина всех бед мира. Эмоциональная травма стекает с нас, с человеческого общества, как с гуся вода. В больном мире наше стремление к спокойствию прямо пропорционально сваливающейся на нас трагедии. Но я мог и ошибаться. Обстановка могла только казаться нормальной с того расстояния, на котором я мог держаться. Зная Риверсборо, я подумал: за время моего краткого отсутствия на фасаде гостиницы вполне могла появиться блестящая новенькая табличка: «Лучшее место преступления по эту сторону границы».

Идя к боковому входу, я заметил на столбе объявлений несколько плакатов со своей рожей, похожих на объявления о воскресной распродаже домашнего имущества. К сожалению, это был уже не снимок, из мести предоставленный Сисси Рандаццо. На этой фотографии я на себя был похож. Я немного поколебался, прежде чем войти, но не слишком долго. Время, подаренное мне отчаянным побегом Макклу, было ограниченно. Он не мог до бесконечности уходить от копов на древней «субару» Гуппи. Теперь настала моя очередь сделать три глубоких вдоха.

Аппарат для приготовления льда, стоявший в коридоре, совсем не удивился моему приходу. Я мог только надеяться, что его снисходительное отношение к моему пребыванию в отеле распространится и на теплокровный гостиничный персонал; Первая проверка шествовала по коридору в виде молодой пары. Он бренчал ключами от номера, она бренчала чем-то другим. Я откашлялся, чтобы уберечь их от неловкости. Проходя мимо, они пожелали мне доброго вечера и хихикали всю дорогу до своего номера.

Длинным кружным путем я добрался до вечно пустующей гостиной для посетителей на первом этаже. Освещена она была, как обычно, скупо, и из нее открывался прекрасный вид на стойку портье. Он стоял там, ублюдок, который помог убить Киру. Жизнь продолжалась и для него, но совсем ненадолго. Свои планы насчет портье я не обсуждал с Гуппи или Макклу. Я знал, что они попытаются отговорить меня, но я хотел еще до восхода солнца убить эту мразь. И хотел сделать эту процедуру болезненной и кровавой. Я с трудом сдерживался, чтобы не разбить какое-нибудь стекло и не броситься на него. Я бы перерезал ему глотку зубчатым краем стекла. Затем, когда он тщетно будет пытаться перекрыть красный поток, хлещущий из его яремной вены, я разломлю стекло пополам и засуну куски ему в рот. Приложу щеками о толстую ореховую столешницу стойки, стекло расколется. Часть его он проглотит, и стекло смоет поток его же собственной крови. Большие куски прорежут его щеки насквозь и вылезут наружу. И как раз перед тем, как он потеряет сознание, я…

– Простите, – донесся до меня из темного угла комнаты мягкий голос с иностранным акцентом, – вы не скажете, сколько сейчас точно времени?