В людских и лесных дебрях - [23]

Вы, наверное, уже догадались, что мой хозяин был изготовителем «тарантулового вина». Ужасное это ремесло, однако я видел, что делал он и много хорошего. С разных сторон киргизской земли и из Семиречья прибывали к нему больные с ломотой в костях. Прибывали с опухшими ногами и руками, согнутые в дугу, едва передвигающие ногами. Этот фабрикант отравленного вина лечил всех охотно и бесплатно. Он давал пить настой какой-то травы, добавляя к этой жидкости своего ужасного вина, которое тогда совсем не действовало так одуряюще, велел лежать на солнце, и после нескольких дней пациенты почти выздоравливали и, поблагодарив его, уезжали. Благодарили его не подарками, но другим способом. Ему лично сообщали, когда и куда будет приезжать начальник полиции, судья или другой чиновник, чтобы лекарь был «начеку». Благодаря такой почте, я был там в полной безопасности, имея возможность мгновенно исчезнуть, если бы на нашу фабрику пожаловал непрошенный гость. Почти полгода я помогал своему хозяину фабриковать «тарантуловое вино», за которое ему дорого платили разбойничьи заезжие дворы, научился дразнить пауков раскалённым прутом и узнал все их привычки.

— Почему же бросил это убежище? — спросил я Гака.

Он махнул рукой и неохотно произнёс:

— Все случилось из-за женщины!

— Расскажите! — попросил я.

— История простая! — произнёс он. — Жажда внезапного большого заработка погубила и моего приятеля, и меня. Было это так! К нам неожиданно приехала какая-то хорошо одетая дама. Они закрылись с хозяином дома и долго о чем-то разговаривали. Обеспокоенный и заинтересованный, я начал подслушивать. Вскоре услышал голос прибывшей дамы. «Ну, уже согласна, — говорила она, — отдам вам все перстни и ещё тысячу рублей, только сделайте это тотчас же!» «Пусть госпожа не сомневается, — бормотал мой приятель на своем ломаном языке. — Влейте мужу перед обедом десять капель, и это будет для него последний обед. Пусть меня молния убьет, если я обманываю!» Дама уехала, устроила для мужа последний обед, но, видимо, неумело, потому что суд догадался о преступлении, её арестовали, она выложила, откуда взяла яд. Полиция неожиданно напала на нас, как ястреб на цыплят, и когда мы уже были связаны и посажены в возок, чтобы везти нас в тюрьму, внезапно приехал «пациент» моего приятеля с донесением, что полиция проехала в нескольких километрах от его хаты. Только запоздалой была эта новость, потому что мы наглядно знали, что полиция подъехала значительно ближе к нашему убежищу. Долго ещё потом таскали нас по тюрьмам. А всё из-за женщины!..

Он замолк, закурил трубочку и, вставая, произнёс:

— Пора уже спать, господин!

Этот «тарантуловый день» произвёл на меня неизгладимое впечатление. Долго ещё ворочался я с боку на бок на своем толстом войлоке и думал, что будет не очень приятно, если из-под моей подстилки вылезет из какой-нибудь норы чёрный косматый тарантул и кольнет меня в ногу. Скверные дела! Не понравились мне эти злобные и отвратительные степные разбойники! Я мирился только с теми, из которых сделал в моей стеклянной банке «тарантуловое вино», очевидно не для какой-то красивой дамы или бандитского двора, а для зоологической коллекции.

Гак услышал, что я не сплю и спросил сонным голосом:

— Не спите?

— Не могу! — ответил я. — Боюсь пауков.

Он громко зевнул и успокоил:

— Не бойтесь, так как на кошму (войлок) из овечьей шерсти ни один тарантул не осмелится вползти. Это уже проверено миллионы раз.

И тут же Гак захрапел, как дикий конь.

VIII. История о могилах и надгробиях

Долго ещё, пожалуй, около двух месяцев, мы пересекали Чулымо-Минусинские степи в разных направлениях. Мы посещали и исследовали озёра с кухонной солью, такие как Форпост и Чёрное, где были древние производства для выпаривания соли из воды, озёра с содой, как Гусиное в Салетжане, глауберовой солью, сравнимое с Шира и целый ряд других. Мы посещали месторождения медной руды на руднике Джулия, где работали англичане, а также железной и марганцевой руды, и двигались всё дальше на юг, в сторону Минусинского округа или восточного отрога Большого Алтая. По мере того, как мы углублялись в Чулымские степи, придерживаясь левого берега Енисея, мы встречали все чаще многочисленные большие и малые дольмены. Порой попадались на нашем пути их огромные скопления — «городища» или массовые могилы древних туземцев, которых там постигла какая-то катастрофа.

Этот край, где кочуют со своими стадами татары Абаканского племени, превратился в одно историческое кладбище. Татары-огузы, уйгуры, сойоты, халхасцы, олеты, джунгары и тысячи других кочевых племён, людское множество, возникшие в широком лоне Азии, этой матери народов — все они, по различным причинам и с разными целями, тянулись через безбрежные степи и проходящий через них красный хребет Кизыл-Кая с его отрогами, которые соединялись на юго-западной стороне с Алтайскими горами. Туда шли орды Чингиса-Завоевателя, Тамерлана Хромого, грозного Гунджюра и последнего потомка Великого Монгола — Амурсан-Хана. Ещё раньше устремлялись этими путями купцы и вооруженные отряды из Вавилона, Экбатаны и воинственные авантюристы с северных склонов Памира.