В любви, как на войне - [11]

Увидев меня, все ребята выстроились в ряд, словно солдаты на параде перед генералом. Я расцеловала всех по очереди и скажу честно, это был один из самых приятных и трогательных моментов в моей жизни. Единственная женщина среди десятка мужчин, которые все как на подбор. В ресторане Дома журналистов нашу странную компанию рассматривали с большим удивлением. Мужчины пили водку, закусывали грибами и огурчиками, говорили тосты, хлопали друг друга по плечу, отпускали типичные журналистские шуточки. Мне с ними было просто и легко.

После закрытия ресторана мы вышли на улицу. Какая ночь встретила нас там!

Серебристая, темная, молодая. Из большой компании нас осталось только трое – Фантомас, Мишка и я. Мы долго шатались по майской Москве, а потом зашли в прелестный бар на Маяковке, который работает ночи напролет. Мы опьянели от водки, сладкого, почти летнего воздуха и разговоров. Мишка держал меня за руку, и этот первый жест доверия, простое переплетение пальцев было острым сексуальным ощущением, близким к оргазму. Как будто не было того случайного, грубого соития на холодной постели. Я сидела с совершенно растрепанной душой и, как школьница, наслаждалась тем, что мою руку сжимает теплая мужская рука.

Фантомас вскоре ушел, и мы остались вдвоем и говорили, говорили, говорили, обмениваясь каждый своим одиночеством. Это была хорошая ночь, почти без вранья, и я ему верила. Мы вышли из бара глубоко за полночь, взяли такси и там, в темноте, на заднем сиденье, жарко целовались, и я его хотела. "Поехали ко мне домой", – шептал он мне на ухо. Но тут на меня нашел нелепый страх, что кошмар той первой ночи снова повторится, и я наотрез отказалась, о чем жалею до сих пор.

Мы расстались и не звонили друг другу больше месяца, как вдруг узнаю, что Мишка попал в тяжелейшую аварию и теперь лежит в больнице с переломом позвоночника.

Это никак не укладывалось в голове. Мишка, с его страстью к жизни, – и вдруг верный кандидат в покойники или, что еще хуже, в инвалиды?! Только не это! Меня всегда привлекала полнокровность всего его существа, он давал мне радость общения с сильной личностью. Он просто не может вот так умереть или стать калекой. Это несправедливо.

Я приехала к Мишке в больницу и не упустила случая влюбиться в него. У сердца есть загадки, не доступные разуму. Я из тех людей, что способны расчувствоваться до вздора. И потом эта вечная женская страсть к раненому, любовь, примешивающаяся к жалости, любовь к гипсовым повязкам и бинтам.

Наконец-то я встретила мужчину, за которым признала право на превосходство. Он только что отказался от наркотиков и теперь столкнулся с болью один на один. Как он боролся, не позволяя боли унизить себя! Как смеялся! Как он зло говорил: "Ну, нет, со мной это не случится. Я буду таким, как раньше. Врачи говорят: "Полгода на реабилитацию". Ерунда! Через полтора-два месяца я буду на ногах".

В палате оказалась целая куча водочных бутылок, которые приносили друзья и сами же распивали. Я нашла даже бутылку шампанского.

– Открывай и пей, – сказал мне Мишка. – Шампанское мне прислал мужик из соседней палаты.

– С чего это вдруг?

– А вот послушай. Соседа положили вчера. Профессор, доктор наук, уважаемый человек. Что с ним, не знаю, но стонал он ужасно. Лето, окна открыты, все слышно. А тут турки, которые ремонтируют больницу, устроили в одиннадцать вечера сабантуй, – пляски, песни, магнитофон орет, вопли на полную катушку. Я высунулся в окно и крикнул им: "Заткнитесь! Тут человеку плохо". А они в ответ: "Да посел ты!" Ах, так! Я взял пустые бутылки и стал Швырять их в окно. Сразу все затихли.

Потом слышу голос соседа из окна: "Спасибо, друг!" А утром медсестра принесла от него шампанское с запиской.

Я расхохоталась, представив себе эту сцену. Люблю таких людей, как Мишка! В них жизнь бьет ключом.

Я уехала от Мишки, по уши влюбленная, и еле выдержала неделю для приличия, чтобы снова его навестить. В этот вечер мне повезло. В палате, кроме нас, никого не было, – ни гостей, ни соседей. Я осторожно целовала его, ухитрившись любить и не ушибить. Ведь на нем живого места не было. Я недолго думала над тем, какое доказательство любви можно дать ему, принимая во внимание обстоятельства и место действия. Что можно сделать для мужчины, у которого сломан позвоночник? Правильно! И я так решила.

Я откинула одеяло и нежно коснулась языком его члена. Еще и еще, пока он не затвердел. А потом увлеклась настолько, что не услышала звука открываемой двери.

Когда подняла голову, было уже поздно. Передо мной стояла старшая медсестра, некрасивая женщина лет сорока, по виду убежденная старая дева. Ее белый накрахмаленный халат и шапочка скрипели от негодования. Несколько секунд она молча рассматривала меня, стоящую на коленях, и вымазанный моей помадой Мишкин пенис, который приосанился и весело приветствовал нас во весь рост. Мишка с идиотской улыбкой тщетно пытался натянуть на него одеяло.

В этот момент я подумала, отчего это всякий раз так бывает, что, как только я совершаю что-нибудь такое, меня тут же застукивают на месте преступления. Вот невезуха! Я просто обречена казаться хуже, чем я есть.