В лучших семействах - [33]

Поскольку я уже был сыт по горло и опустевшим домом, и телефонным трезвоном, и тем, что меня без конца допекают и обзывают лжецом, то, позвонив из телефонной будки, которая помещалась в аптеке, я заказал себе ужин в ресторане с варьете.

А вот утром в среду пожаловал гость, которого я впустил. Я забыл сказать, что, вернувшись из тюрьмы, взял за правило, заслышав дверной звонок, отправляться в прихожую разглядывать ожидающего на крыльце посетителя сквозь одностороннее стекло, корчить ему гримасу и преспокойно возвращаться в кабинет. Если гость оказывался настырным и продолжал звонить, то я щелкал рычажком и отключал звонок. На сей же раз, около одиннадцати часов, вместо того, чтобы состроить привычную гримасу, я открыл дверь и произнес:

— О, здравствуйте. Хотите заглянуть?

Коренастый субъект примерно моего роста, седовласый, с морщинистым красноватым лицом и проницательными серо-голубыми глазами пробурчал приветствие и перешагнул через порог. Я дружелюбно подметил, что погодка нынче малость холодновата для апреля, и он согласился. Повесив его пальто на вешалку, я напомнил себе, что нужно быть посдержаннее. Даже если я и остался дома один, это ещё не повод создавать у инспектора Кремера из уголовной полиции Манхэттена впечатление, что я счастлив его видеть. Есть Вульф, нет Вульфа, но честь флага превыше всего.

В кабинет он прошествовал сам. На сей раз я занял место за собственным столом. Был, конечно, соблазн забраться в кресло Вульфа, чтобы посмотреть, как отреагирует Кремер, но это поставило бы меня в невыгодное положение, поскольку я привык препираться с ним, сидящим в красном, предназначенном для гостей кожаном кресле, со своего места, где свет падает по-другому.

Он воззрился на меня.

— Стало быть, ты тут дом караулишь, — прорычал он.

— Не совсем, — возразил я. — Я только слежу за порядком. А может, хочу уйти на дно вместе с кораблем. Правда, не все из тех, кто покинул корабль, крысы.

— Где Вульф?

— Понятия не имею. Знаю, знаю, сейчас вы наречете меня лжецом. А я признаюсь: да, мол, вы правы, я и впрямь был им когда-то, но исправился. Тогда вы…

— Чушь собачья! Где он, Арчи?

Это существенно меняло обстановку. За все последние годы он называл меня Арчи в одном случае из каждых пятидесяти, что обращался ко мне как к Гудвину. Я удостаивался чести быть названным по имени лишь тогда, когда ему позарез что-то требовалось, либо же в знак признательности за то, что Вульф выкладывал ему очередного преступника прямо на блюдечке — тогда инспектора обуревала сентиментальность. Что ж, значит, мы собираемся ворковать, как голубь с голубкой.

— Послушайте, — сказал я вкрадчиво, но твёрдо. — Такие методы используют окружные прокуроры, шерифы и газетчики, которые больше ни на что не способны, вам же они не к лицу. Одно из двух: либо я не знаю, где Вульф, либо знаю, но не хочу говорить. Какая разница? Следующий вопрос.

Он вынул из кармана сигару, тщательно осмотрел, растер ладонями и вновь осмотрел.

— Да, это настоящая бомба, — заметил он, без рыка, впрочем. — Я имею в виду объявление в газете. Цветы увезли. Фриц и Теодор уволились. Вукчич выставил дом на продажу. Мне будет недоставать толстяка — не могу даже представить, что никогда сюда больше не наведаюсь и не увижу, как он восседает за столом и почитает себя умнее господа Бога и всех его архангелов. Здорово замыслено! А для чего вы это затеяли?

Я повторил нарочито медленно и устало:

— Либо я не знаю, либо же знаю, но не хочу…

— А как насчёт колбасы, которая обернулась слезоточивым газом? Есть тут связь?

Руководствуясь «собственным опытом и интеллектом», я привык ждать от инспектора Кремера любого подвоха и всегда держу с ним ухо востро. Только поэтому я даже глазом не моргнул, а лишь слегка наклонил голову набок, выдержал его пронизывающий взгляд, проанализировал случившееся и лишь тогда ответил.

— Сомневаюсь, что это Фриц, — констатировал я. — Мистер Вульф слишком хорошо его вышколил. Впрочем, в суматохе воскресного утра, когда мистер Вульф исчез, Фриц, должно быть, проболтался Теодору, а Теодора вы раскололи. — Я кивнул. — Да, именно так.

— Неужто он так испугался слезоточивого газа, что задал стрекача?

— А разве он не самый отъявленный трус?

— Нет! — Кремер зажал сигару зубами, кончиком кверху. — Многое мне в Вульфе не нравится и даже раздражает, но он вовсе не трус. Видно, не простой это был газ, а такой, что напугал бы любого. Так?

— Насколько мне известно, это был самый обыкновенный слезоточивый газ, без всяких примесей. — Я решил побрыкаться. — Вообще я счастлив видеть вас здесь, с вами одно удовольствие почесать зубы и скрасить одиночество, но не слишком ли вы отвлекаетесь? Ваше дело — расследовать убийства, а от газа мы даже не поперхнулись, не то что не отправились к праотцам. Кстати, сфера ваших полномочий ограничена Нью-Йорком, а миссис Рэкхем пришили в Вестчестере. Мне, конечно, приятно тут с вами лясы поточить, но есть ли у вас верительные грамоты?

Он издал звук, похожий на квохтанье курицы, снесшей яйцо.

— Совсем другое дело, — заявил он без тени ехидства. — Ты уже начинаешь походить на себя. Я отвечу. Я здесь по просьбе Бена Дайкса, который бы пожертвовал всеми зубами и одним ухом, чтобы раскрыть дело об убийстве миссис Рэкхем раньше парней из штата. Он считает, что Арчер, возможно, и впрямь верит, что вы с Лидсом сговорились и дружно вводите нас в заблуждение, и обратился ко мне за помощью как к эксперту по Ниро Вульфу, которым, клянусь Богом, я являюсь. Дайкс выложил передо мной все факты и захотел узнать моё мнение.