В Ливане на войне - [2]

Безделье нашим санитарам!"

Батала  шел  ховеш – браха /иврит/ – Да будет бла­гословенно безделье санитара! ­– популярная в израильской армии поговорка.

ОБНАЖЁННЫЕ МИШЕНИ

Сей парадокс давно замечен:

В Ливане мы не иностранцы.

Ливан выходит к нам навстречу

Так, словно мы – его ливанцы.

Дивишься этому, как чуду:

Не сон ли тут, не миф, не сцена?

Но так повсюду, так повсюду,

И – привыкаешь постепенно.

Ливан с улыбкою весёлой

Нам руки жмет, зовет под крыши

И угощает пепси-колой,

А норовит ещё – гашишем.

Солдату нашему, как брату, -

Гостеприимство в высшем стиле,

А суку Áлуша по блату

Ливанкой даже угостили.

А вот с приветствием речистым

/Без всяких кукишей в кармане/

Нас навещают фалангисты*,

Которым в будущем Ливане

Цвести и здравствовать. Радушно

Благодарят за благородство,

Дают смотреть свое оружье...

Израильского производства:

Мол, террористам, гадам этим,

Мы, как и вы, ломаем кости.

И адреса берут: приедем

Мы, дескать, к вам в Израиль в гости.

И задают вопросов много:

Как, мол, в Израиле житуха,

И говорят, что верят в Бога,

И впрямь, похоже, люди духа...

Но вскоре нам уже обыден

Сей пир, как яблоки и вишни.

Приходит мысль: "А любопытен

Вот этот юркий не излишне?"

Он чем-то словно озабочен.

Всё норовит узнать, к примеру,

Что за  шмиру* мы ставим ночью,

И льстит нам явно уж не в меру.

Его лихое поведенье

Нам странным кажется, пожалуй,

И зарождается сомненье:

"А не шпион ли этот малый?"

Полны мы самых человечьих

Порывов – прочь, зубовный скрежет,

Но, если он и впрямь разведчик,

Нас этой ночью перережут.

И надо нам решить скорее,

Как быть с угрозой этой кары...

Пятнадцать ровно нас, евреев -

Врач, шофера и санитары.

И вот, не ведая сомнений,

Мы в спор бросаемся в азарте,

И сразу есть пятнадцать мнений,

И сразу есть пятнадцать партий:

- Чем зря ему в обиду фразу

Скажу, я сам погибну лучше!

- Под стражу взять его! И сразу!

И застрелить на всякий случай!..

Наш спор отчаянно-неистов,

Но опыт трех тысячелетий

В нас усмиряет экстремистов

И выбирает нечто третье:

"Шмиру усилим! – вот решенье:

Мы – не они, мы – человеки..."

Мы – обнажённые мишени,

Неистребимые вовеки!

 Фалангисты – бойцы христианской армии в Ливане.

  Шмира – военизированная охрана.

ТРЕТЬЯ ОТКРЫТКА

Хоть здесь порою убивает

И это все-таки война,

Моя душа не унывает -

Поверь мне, милая жена.

К нетленной истине причастен,

Давно забыв пустую грусть,

Я так на свете этом счастлив,

Что даже смерти не боюсь.

Я здесь живу, с судьбой не споря,

Перед Создателем в долгу,

На удивительного моря

Прекрасно-чистом берегу.

Над головою небо в звездах

Пьянит, волнуя, мысль мою.

А воздух... Боже, что за воздух! –

Такой, наверно, лишь в раю.

Однако есть закон дистанций.

Нужны, как Рае молоко,

Нам голоса родимых станций,

Но здесь от них мы далеко.

Транзистор, словно огорошен,

Несёт один сирийский бред,

И нету музыки хорошей,

И даже шахмат тоже нет.

А это нам необходимо!

И – не шучу я, видит Бог –

Сюда бы Зверева Вадима* –

Он нам бы здорово помог!

Вадим Рувиныч Зверев – мой тесть, скрипач и шахматист, живущий в Нью-Йорке.  

НА ПОДСТУПАХ К ЗАПАДНОМУ БЕЙРУТУ

Решась губителей разбить,

Мы больше им не уступаем.

Вступаем или не вступаем? –

Звучит, как "Быть или не быть?"

До дна хотелось бы испить

Нам эту чашу, не иначе.

Хотя "Вступаем!" – это значит

Для многих, может быть, не быть.

МЕИР МОСТРИАЛЬ

Рассвет встречает Меир Мостриаль.

Он восхищен, но взгляд его печален.

Всегда, всегда в глазах его печаль,

Поскольку мир, увы, не идеален.

Но в этот мир, не видя в нем вины,

Влюблен он, как в жену свою Девору.

На наши склоки лишь со стороны

Он смотрит с добрым ласковым укором.

А иногда в свободный час, в досуг,

Когда по службе нет у нас нагрузки,

Я Меира – он мой ближайший друг –

Учу читать и говорить по-русски...

Вот, наклонившись, для чего-то он,

На землю дуя, шепчет потрясённо:

"Уйди! Уйди! Беги отсюда вон!" –

Так Меир наш спасает скорпиона.

Он, бедный, выбивается из сил,

Чтоб скорпион в красе своей и силе

Вдруг никого из нас не укусил,

Но чтоб и мы его не укусили...

...Задумчив Меир в отблесках зари

И говорит, вздыхая: "Нет, ребята,

Как ни верти и как тут ни мудри,

Пора прибить Ясира Арафата".

ЙОСИ ЗИЛЬБЕРМАН

Штаны стирает Йоси Зильберман,

Потом на солнце на веревке сушит.

Он говорит, что мир – сплошной обман,

Как ни взывай: "Спасите наши души!"

А сионизм, вождизм, мессионизм -

Убогие младенческие соски.

Однако без особых укоризн

Он склонен рассуждать по-философски:

"Растет щетина, как ее ни брей -

Так на земле растет число злодеев".

Он, Йоси, знает то, что он еврей,

Но наплевать ему на всех евреев.

Он любит джаз и, кажется, любовь

Без преданности джазу и любови,

А если даже где-то льется кровь,

То что ему до этой самой крови.

Он пессимист. Он этот белый свет

Своей особой личной мерой мерит.

Он говорит, что правды в мире нет,

И ни во что решительно не верит.

Но вот снимает Йоси Зильберман

Штаны с веревки, смотрит кисловато

И говорит: "Хоть мир – сплошной обман,

Пора прибить Ясира Арафата."

ЙЕШАЯГУ АВЕРБУХ

Кусает  Йешаягу Авербух

Зачем-то ручку. Нá землю роняет

То хлеб, то вилку. Шепчет что-то вслух

По-русски: очевидно, сочиняет...

Давно расстался с отдыхом и сном.

- Что пишешь? - любопытствуют ребята.

- Пишу, ребята, только об одном:

 Пора прибить Ясира Арафата!