В лето 6746 года от сотворения мира - [186]

С этими словами я встал и принял из рук отца Варфоломея икону Спасителя, а Ян и Епраксия шагнули ко мне, встали на колени и склонили головы. Честно сказать, я даже не знал, что же мне дальше-то делать, но потом вспомнил Григорий Иванович из «Барышни-крестьянки» Пушкина, и торжественно перекрестил их иконой три раза, приговаривая:

— Господь с вами, детушки мои родимые. Будьте счастливы, любите друг друга, ибо сказано: «Плодитесь и размножайтесь».

Отец Варфоломей удивленно взглянул на меня, но промолчал. Ко мне-то какие претензии? Если они есть — то это не ко мне, а к Александру Сергеевичу.

— Когда Ян и Епраксия вышли я ядовито поинтересовался:

— Ну и кто там, отец Варфоломей, еще жениться надумал?

— Сочетаться священным браком пожелали Степан Молчун и Марфа.

— Кто-о-о?

Ну это уже был удар под дых. У меня даже дыхание перехватило.

— Степан Петрович и Марфа Петровна.

— Ах, даже Петровна. Ну-ка, давай их сюда.

— Здесь первой вплыла Марфа, а за ней, потупив голову, зашел Степан Молчун.

— Так, значитца, — начал я.

Ответила Марфа:

— Так, Михаил Игнатьевич. Ты сам говорил, что за труды свои после этой битвы должны мы со Степаном Петровичем получить свободу и даже, помнится, вознаграждение. У нас с ним все слажено. Как и Падеревский, хотим мы на этой дороге село поставить. Место неплохое, версты на две, может на три от Ижицы сюда ближе. Река рядом, торговый путь. Степан Петрович всегда был купцом известным, здравым, рассудительным, успешным. Думаем, что и тут у него снова стать купцом получится. А я ему во всем помощницей есть и буду.

— А я как же?

— Думаю, что как война эта закончится, то ты, Михаил Игнатьевич, наконец, счастье свое тоже разглядишь. Полагаю, что будет кому о тебе заботиться и не хуже моего. А может и лучше. Уважение — это одно, а любовь — совсем другое.

— Ты это о чем?

— Скоро сам узнаешь. Тут во всем войске для тебя одного это секретом является.

Видя, что гроза миновала, вперед степенно шагнул и Степан Молчун:

— Тут ведь как, Михаил Игнатьевич, появилось место никем не занятое, вот мы и хотим его занять. Думаю, что дела пойдут неплохо. Полагаю, что через поколение в Новгороде появятся новые купцы — «Яжелбицкое сто» из потомков наших.

— А при чем здесь Яжелбицы?

— Мы именно так решили свое село назвать. Раз будут Ижицы, то должны быть и Яжелбицы. У нас уже и сотоварищи есть. Из артельных многим это место понравилось, из воинов твоих, что постарше. Да и это, смотри сколько здесь брошено будет: дома уже готовые, часовенка вон, их же только по бревнам разобрать да перевезти, частокол готовый, ворота, двери, железа здесь сколько, что же добру пропадать. Мы уже с Яном договорились, что вывозить отсюда будем.

— А что же здесь-то не хотите обосноваться?

— Кто же на жутком кладбище жизнь свою новую строить начинает? Сколько здесь душ загублено, и сколько еще загублено будет, сколько мертвых будет закопано! Нет, Игнач, нам лучше вон там, верст 5 отсюда. А сюда потом никто из нас даже за грибами да ягодами никогда не пойдет. Может здесь, у озера, люди когда-нибудь и поселятся, но не сейчас и не на этом холме.

— А завтра умереть не боитесь?

— На все воля Божья. Но не боялись бы — не пришли к тебе сегодня, не просили бы дать твоего благословления, не совершали бы таинство венчания. Но не страх, а чувства наши нам путь указывают. Так, благословишь ли, Михаил Игнатьевич?

— Благословлю, Степан, вставайте на колени.

И я снова провел обряд по Александру Сергеевичу. Когда и эта пара вышла, я спросил у отца Варфоломея, все ли у него сюрпризы на сегодня? Оказалось, что нет. За дверью моего благословения ждало еще полтора десятка пар. Вот ведь бабы. Впрочем, мужики тоже хороши. Я спросил у отца Варфоломея, допустимо ли сегодня, в силу сложившихся обстоятельств, дать благословения всем парам сразу. Тот, недолго думая, согласился. Тогда я прямо во дворике поставил все пары на колени, благословил иконой Спасителя сопровождая процедуру уже известной фразой и пошел к себе, чтобы отобрать подарки для новобрачных. Уже по дороге отец Варфоломей схватил меня за рукав и остановил:

— Молитву надо было трижды прочитать, а ты «размножайтесь».

— Это не ко мне. Я недавно веру христианскую принял. Это к Александру Сергеевичу.

— Это еще кто?

— Выживем завтра — расскажу. Сегодня нет времени.

— Ладно. Есть еще один вопрос. Личный.

— Не пугай меня, отец Варфоломей.

— Да нет, я не о браке. У меня все священнослужители — бывшие воины. Скажу даже не так, бывшие отличные воины. Молитва, это конечно святое, но завтра все они (и я тоже) хотели бы быть на стене и не с крестом, а с мечом или копьем в руках. Прости меня, Господи.

И он трижды перекрестился и дополнил:

— Да только не с бабами на задворках, а в самом что ни на есть жарком месте. Хотим, чтобы если что, то видели верующие в Бога нашего смерть нашу во имя Христа, а не верующие прониклись через нее истинной верой. Хотим показать нашей пастве, что никто не вправе уклониться от борьбы с богомерзкими тварями на нас напавшими.

Ладно, старик, понял я тебя. Завтра облачайтесь в защиту, вооружайтесь кому чем понравится. Располагайтесь возле входа в мою коморку в центральной башне. Там место бойкое.