В лето 6746 года от сотворения мира - [185]

Значит, Михаил Архангел должен встретиться с Батыем и во время встречи запретить ему идти на Новгород и при этом что-то такое сделать и так сказать, что у хана даже сомнения не возникнет в необходимости исполнить его приказ. Но как же он это сделает? Неужели мы действительно увидим явление Архангела?

Но додумать мне не дал стук в дверь. Ну кто там еще, ё-пэ-рэ-сэ-тэ.

Любовь на войне

За дверями оказался отец Варфоломей — старший среди священнослужителей, присланных Владыкой. Они всегда тихо выполняли свою работу и никогда в дела стратегические, слава Богу, не вмешивались. На совещаниях Варфоломей обычно сидел в сторонке и только слушал, а если что нужно было, сам приходил ко мне и вел беседу один на один. Честно скажу, в этот напряженный момент я ожидал услышать от него все, что угодно, но только не это.

— Тут вот какое дело, Михаил Игнатьевич. Перед возможным смертным часом (на все воля Божья) обратилось ко мне несколько пар с просьбой обвенчать их.

— Что? Да разве сейчас время думать об этом?

— Любовь бывает и на войне. Не следует поощрять греховные поступки, но освященные таинствами брака отношения мужчины и женщины становятся богоугодными.

— И что я должен сделать?

— Благословить полагается.

— Мне?

— А кому? Ты воевода.

— И кто ж это такие?

— Желают сочетаться браком Ян Падеревский и божья раба Епраксия. Для этого Ян Падеревский согласился принять нашу веру.

— Кто-о? Не может быть. Да они ненавидят друг друга. А ну, позовите Бельского.

— Да здесь я, Михаил Игнатьевич.

— А ты что скажешь?

— Бывает, что от ненависти до любви, я бы сказал большой любви, всего один шаг. Я не одобряю Яна за смену им своей религии, но не одобрить его выбора не могу. Епраксия любит его и даже, насколько я знаю, уже носит под сердцем его дитя.

— Почему я об этом только что узнал?

— Не хочу тебя обижать, но перемены и в Яне, и в Епраксии стали заметны еще в середине лета. Об их отношениях все знают, особенно после того, как Ян за оскорбление в ее адрес оглоблей гонял обозника и его дружков около лошадиной поилки. Помнишь, он потом еще с фингалом ходил?

— Фингал помню.

— Ну вот, а говоришь «не знал». Больше людьми-то надо интересоваться. Ты и у себя под носом «ничего не знал». Люди уже чуть не в открытую посмеиваются.

— Ты это о чем?

— Да ладно, «о чем». Давайте лучше Яна и Епраксию сюда пригласим, да самих спросим.

— Ну, позовите.

— А что звать-то, они вон за дверями стоят дрожат, решения твоего ждут.

Действительно, за женихом и невестой тоже посылать не пришлось. Ян зашел спокойно, с поднятой головой, левой рукой как бы пытаясь прикрыть Епраксию. А та обхватила его руку и тесно прижалась к ней. Ну что тут скажешь?

— Значит, Ян, ты даже веру свою сменить решил?

— Может и нехорошо это, может и осудят меня друзья мои, но решил. Дело в том, что иначе здесь жить нельзя, а я, если живыми будем, здесь остаться решил. Удивительное место я тут на нашей дороге на Новый Торг нашел, красоты неписанной. Много зверя и рыбы, дикие пчелы мед собирают, трава замечательная, земля — не суглинок. Сосны, как свечи. Родник есть с удивительно вкусной и какой-то особенной что ли водой. Хотим с Епраксией здесь поселение заложить. Думаю, что со временем село будет. И название уже есть — Ижицы.

— А ты, Епраксия, что скажешь?

— Одно скажу, Михаил Игнатьевич. Я копьем владею и завтра на стену вместе с ним пойду. Если смерть, то пусть умрем вместе.

— А ты, Ян, что скажешь на это?

— Считаю, что она имеет на это право.

Вмешался Бельский:

— Михаил Игнатьевич, Ян не только коновал, но и воин хороший. Несколько лет сотником был, так что можешь ему на завтра что-то и посерьезнее, чем просто мечом махать, поручить. Тем более, что я завтра за стены в тылу отвечать не смогу.

— Вот что, Ян. Возьмешь на себя оборону стены, что ближе к озеру. Заберешь всех, кого сможешь собрать. В первую очередь тех, что из плена монгольского нами освобождены были и пока не при делах, и обозников наших, и артельных.

— Артельных?

— Тут от артели плотников сегодня Добрило приходил. Они считают, что им тоже место завтра на стенах. За спиной Новгород, а там их семьи. Кроме того, к раненым зайди. Там есть такие, особенно стрельцы, кто в ноги ранения получил, но, по своему состоянию, стрелять могут. Оборудуй для них места на стене. Они могут вам большую помощь в ее защите оказать. Там в лазарете есть и такие, кто в руку ранен, но в другой руке меч держать могут. Правда, такие все сразу в свои подразделения вернулись, но может кто еще и остался. Сильно слабых не бери, от них толку мало, а хлопот много. Оценку состояния узнавайте не у раненых, а у Милицы. А своих вояк я с этой стены заберу. Мне они вот так завтра на главной стене понадобятся. Хотя, вот что, Бельский, передай Кежаю мой приказ, пусть человек пять стрельцов он все-таки Яну уже сегодня на помощь отправит.

— А как с женщинами?

— Кто из женщин пойдет — запрета нет. Прорвутся монголы, пощады не будет никому. Эти пусть рогатки готовят, чтобы штурмовые лестницы отталкивать, раненым будут помогать, да мертвых, чтобы не мешали оттаскивать. Ну а если кто оружием владеет, то пусть мужчинам помогает. Медицинской части это не касается. У них своей работы за глаза хватит. Без них и победа горше окажется. Всех одеть в броню. Сам знаешь, ее у нас теперь излишек имеется. Оружие тоже с запасом возьми. Женщинам непривычно с копьем. Ткнуть ткнет, а назад не выдернет. Пусть не жалеют, выпускают из рук, да за другое копье хватаются. И еще одно. Чтобы ни случилось, никуда не дергайся, стой на месте, как…, в общем ты меня понял, и защищай свой участок стены до последнего. Не бойся за тыл и соседей, я там, если что, без тебя ситуацию поправлю.