В лесной чаще - [138]

— Не могу сейчас говорить, — буркнул я.

— Роб, ради Бога, это очень важно…

— Прости, но мне надо идти, — перебил я. — Поговорим завтра на работе, или оставь мне записку.

Кэсси начала что-то говорить, но я повесил трубку.

— Кто звонил? — В дверях появилась сонная и недовольная Хизер в ночной рубашке с воротничком.

— Это мне.

— Кэсси?

Я прошел в кухню, достал поднос со льдом и стал насыпать кубики в бокал.

— Ох! — раздался за спиной вздох Хизер. — Значит, ты с ней все-таки переспал?

Я швырнул поднос обратно в морозилку. Когда я прошу Хизер оставить меня в покое, она так и делает, но толку от этого не много: следующая затем хандра, раздраженные упреки и жалобы на свою чувствительность обходятся еще дороже.

— Она не заслуживает подобного отношения, — объявила Хизер.

Я удивился. Моя хозяйка не очень ладила с Кэсси. Когда-то, очень давно, я пригласил Кэсси на ужин, и Хизер весь вечер ей чуть ли не грубила, а после ее ухода часа два поправляла подушки и ковры и громко вздыхала, при том что Кэсси вообще никогда не упоминала о ее существовании. В общем, приступ женской солидарности меня насторожил.

— Так же как и я, — добавила Хизер и вышла, хлопнув дверью.

Я отнес лед в свою комнату и сделал себе водку с тоником.

Разумеется, заснуть не удалось. Когда сквозь шторы стал просачиваться утренний свет, я сдался: решил, что приду на работу спозаранку и постараюсь выяснить, что Кэсси сказала Розалинде, а потом займусь подготовкой документов Дэмиена для прокуратуры. Hо на улице по-прежнему лило как из ведра, улицы были плотно забиты транспортом, и на полпути к Мерион-роуд у «лендровера» спустилась шина. Пришлось возиться с запаской под проливным дождем, под яростные гудки других водителей, которые надрывались так, словно, не будь меня, им действительно удалось бы куда-нибудь проехать. Вскоре я поставил на крышу «мигалку», что заставило большинство из них заткнуться.

В результате на работу я прибыл около восьми. Телефон зазвонил в тот момент, когда я снимал пальто.

— Штаб-квартира, Райан, — буркнул я.

С меня текло струями, я дрожал от холода, хотелось скорее пойти домой, принять горячую ванную и выпить виски — и пусть все катится к чертям.

— Быстро в кабинет! — приказал О'Келли. — Сейчас. — И бросил трубку.

Я еще не успел понять, в чем дело, как уже похолодел и сжался так, что почти не мог дышать. Сам не знаю, как я догадался. То, что у меня проблемы, стало ясно сразу: когда О'Келли просто хотел поговорить, просовывал голову в дверь, бросал: «Райан, Мэддокс, ко мне», — и исчезал, чтобы к нашему появлению уже восседать за столом. Телефонное приглашение подразумевало серьезную головомойку. Но причины могли быть какие угодно: на меня нажаловался Джонатан Девлин, я упустил что-то в расследовании, Сэм напоролся не на того политика. Однако я подозревал, что дело в ином.

О'Келли стоял спиной к окну, сунув руки в карманы.

— Райан! — воскликнул он. — Тебе не приходило в голову, что мне следует об этом знать?

Меня мгновенно захлестнул стыд. Я покраснел. Такое жуткое, сокрушительное унижение я испытывал в школе: когда душа уходит в пятки и накатывает ужас, что все кончено. Тебя застукали, поймали за руку, и теперь ты не сможешь ни оправдаться, ни сбежать, ни что-либо исправить. Я уставился на стол О'Келли, как нашкодивший ученик, машинально выискивая какие-нибудь фигуры в узорах фальшивой древесины. Раньше молчание казалось мне чем-то мужественным и величественным, в духе героев-одиночек Клинта Иствуда, но теперь я сообразил, что оно жалко, близоруко, инфантильно и глупо.

— Ты хоть представляешь, как ты испоганил всю работу? — холодно спросил О'Келли. В гневе шеф всегда был красноречив: еще одна причина, по которой я считал его умнее, чем он пытался выглядеть. — Вообрази, что сделает опытный адвокат, если эта информация дойдет до суда. Ведущий детектив — единственный свидетель и единственная выжившая жертва связанного с делом преступления… Господи Иисусе! Адвокаты мечтают о таких детективах, как подростки о сладком сексе. Они обвинят тебя в чем угодно: от неспособности вести беспристрастное расследование до соучастия в убийстве. Пресса, любители скандалов и прочая шушера поднимут дикий вой. Через неделю никто в стране даже не вспомнит про настоящего убийцу.

Я в остолбенении смотрел на босса. Этот удар исподтишка застал меня врасплох и пригвоздил к месту. Странно, но за двадцать лет мне ни разу не пришло в голову, что меня могут заподозрить в исчезновении Питера и Джеми. В деле об этом не было сказано ни слова. Ирландия в 1984 году была страной скорее Руссо, чем Оруэлла: дети считались невинными созданиями, и предположение, что кто-то из них может быть убийцей, казалось противоестественным. Теперь мы знаем, что убить способен любой. В двенадцать лет я выглядел почти взрослым, в моих кроссовках нашли чужую кровь, переходный возраст всегда склонен к агрессивности. Я вдруг вспомнил лицо Кэсси в тот день, когда она вернулась от Кирнана: губы поджаты, точно она что-то скрывала. Мне захотелось сесть на стул.

— Теперь парни, которых ты посадил за решетку, могут потребовать пересмотра дела на том основании, что ты скрывал вещественные доказательства. Поздравляю, Райан, ты провалил все расследования, в которых когда-либо участвовал.