В лесах счастливой охоты - [37]
Чиж любил трепать клювом эти заячьи хвосты. Треплет, треплет, а растреплет — и запоёт. За окном зимняя тишина, холодина, а дома птица поёт! Юлит на жёрдочке, и из клювика её так и брызжут, так и брызжут весёлые посвисты!
Поёт по всем птичьим правилам. У людей ведь как — поели и запели. А у птиц наоборот — попели и заели. Весной в утренних сутемках, когда ещё и не видно ничего, гремит мощный птичий хор. А как развиднится, — притихнет. Увидали, значит, разных там жучков и паучков.
Прожил чиж у меня год. Совсем обжился. Вскочит, бывало, на палец, устроится половчее, горлышко у него задрожит — и полетели из клюва звонкие брызги! Привык я к чижу.
И вдруг приходит тот самый продавец, у которого купил я чижа, и говорит:
— Продай чижа назад! Завтра наловлю, а мой манный чиж околел. Продай твоего.
Я даже не поверил — как так продать?
— Да так, — говорит, — продай!
Я совсем растерялся:
— Как же я его продам, если…
— Что если, — жмёт продавец, — что если? Потратился на него? Ну так вот: платил ты за него гривенник, корма за год извёл на полтинник. Вот тебе четыре четвертака и давай чижа.
— Да я его и за червонец не отдам! — рассердился я. — Да что за червонец, даже за сотню!
— Ну и спекулянт, — свистнул продавец, — ну и хапуга! Брал за гривенник, отдаёт за сотню! За что же ты хочешь с меня ещё девяносто девять рублей девяносто копеек взять?
Я и сам удивился; и верно, за что же я хочу взять с продавца такие деньги?
Продавец плюнул и ушёл, стукнув дверью.
А я всё сидел и думал: «За что?»
Потом махнул рукой. И всё сразу встало по своим местам. В комнате пахло клейкими зелёными листиками и вербиными барашками. Барашки были уже с розовым подшёрстком и стали похожи не на заячьи хвостики, а на белые яички птиц, в которых просвечивает розовый зародыш.
И на всю комнату гремела весёлая чижиная песня: будто из клювика чижа вылетали звонкие брызги!
Казалось, не было за окном зимы, сумеречных дней, оледенелых сучьев. Был май и весна. И будто бы…
Так вот что оценил я так дорого — песенку о «будто бы»!
Фазаний букет
Фазана я подстрелил ещё осенью. Нагнулся, чтоб взять его, и не мог. Руку боюсь обжечь! Перо горит: медью, бронзой, пурпуром! Жар-птица, да и только.
Моя дочка первоклассница подняла фазана за крыло и говорит: «Ой, папа, что ты наделал!» А я уж и сам не рад.
— Фазана не оживишь, — говорю дочке, — пусть он хоть науке послужит! Давай запишем его размеры и окраску и посмотрим, чем он питается?
Зоб у фазана был туго набит насекомыми, ягодами и семенами. Всё это я разложил на отдельные кучки и стал смотреть, чем питается фазан осенью. Насекомых я определил быстро. Были там кузнечики, кобылки и муравьи. Ягоды тоже узнать было нетрудно — одна лиловая ежевика. А вот семена — беда! Попробуй-ка определи, от каких они растений! Жаль было, но пришлось семена ссыпать в спичечный коробок и положить в стол. Написал я на коробке «семена» и оставил до лучших времён. Может, найдётся специалист, определит.
Прошла зима. Только к весне вспомнил я про коробок с семенами. Открыл коробок — пусто! Спрашиваю дочку:
— Ты взяла семена?
— Это те, что в коробке как погремушки стучали?
— Те самые, что стучали.
— Я взяла. Я их в горшок с землёй посадила. У нас в классе сейчас все опыты делают — семена сажают.
Я подумал, подумал и не стал ругать дочку. Даже ещё и похвалил. «Молодец! — говорю. — Прорастут семена — вырастут в твоём горшочке разные растения, может, даже и цветы. Вот мы и узнаем, какие семена клевал фазан! Без специалиста обойдемся. Послужит наш фазан науке».
Дочка, конечно, все мои слова мимо ушей пропустила, только про цветы запомнила. Наклеила на горшочке с семенами ярлычок. И на ярлычке печатными буквами написала: «Фазаний букет».
Болотное стадо
На темнозорьке мы с подпаском Мишей были на болоте. Темнозорьку — миг, когда утро побеждает ночь, — в селе угадывал только петух. Темнота ещё — глаз коли, а петух вытянет шею, насторожится, что-то услышит и прокричит.
А в лесу темнозорьку объявляет птичка-невидимка. Проснётся и завозится в ветках. Потом ветерок в вершинах шевельнётся. И пойдёт по лесу шорох и шёпот.
И вот, когда на селе прокричал петух, а в лесу проснулась первая птичка, Мишка сказал:
— Сейчас пастушок своё стадо выведет на болото, на цвелую воду.
— Что у кого болит, тот о том и говорит! — дразню я Мишу.
— Нет, — возражает Миша, — я не о колхозном пастухе, я о болотном.
И тут в тёмных кустах и осоке раздался резкий и сильный посвист. Видно, свистит пастух, заложив два пальца в рот, бодрит свистом своё стадо. Да только там, где он идёт, топь страшная, вода цвелая, земля зыбкая. Пути там нет.
— Болотный пастух, — шепчет Миша.
— Бэээээ! Бээээээ! Бэээээ! — заблеял жалобно барашек. Уж не увяз ли в зыбкой топи?
— Нет, — смеётся Миша, — этот барашек не увязнет. Это болотный барашек.
Бык замычал глухо — видно, отстал от стада.
— Ой, пропадёт в трясине!
— Нет, — успокаивает Миша-пастух, — это болотный бык.
Уж и видно стало: туман серый шевелится над чёрной кугой. Свистит в два пальца пастух. Барашек блеет. Бык ревёт. А никого не видно!
— Болотное стадо-то…
— Терпи, — шепчет Миша, — увидим.
